Датский король - Владимир Корнев Страница 38

Распинавшегося в табачно-винном угаре перед отупевшими людьми «жреца Аполлона» чуткому сердцу молодой актрисы было просто жалко, словно она сама стояла на ресторанном подиуме, хотя вперемешку с хорошими стихами нес он и отчаянную несуразицу, претенциозно представленную как vers libre [93]:

Ложка лежит на столе.

Стакан стоит на столе.

В стакане — вода.

В окне — стекло.

За стеклом — улица.

Свет фонарей.

Вонь газовых фонарей.

В луже тоже свет.

Холодно на улице —

Бр-р-р!

Про-мозг-лятина!

А в витрине — телятина.

Мясо с душком — на двугривенный фунт.

Фу ты — ну ты!

Некто выходит из подворотни.

В луже корка лежит…

Публике поэт наскучил очень скоро, тем более что стал вызывающе бросать в зал хлесткие строки «несчастного и проклятого» Артюра Рембо:

Mon triste cœur bave à la poupe.

Mon cœur couvert de caporal:

Ils y lancent des jets de soupe…

Sous les quolibets de la troupe

Qui pousse un rire général… [94]

Te из присутствующих, кто понимал по-французски, приняли строки Рембо как личное оскорбление, а те, кто языка не знал и понять ничего не мог, желали хоть один вечер отдохнуть от «лягушачьего кваканья». В общем, публика бурно запротестовала: поэта освистали, потом в него полетели фрукты и даже объедки. Настроение у Ксении совсем испортилось: «Почти как было с самим Рембо. Бедный. Может быть, им станет стыдно, когда проспятся, когда вспомнят, как их самих вчера провожали со сцены, а он вряд ли такое забудет…» С молчаливым разочарованием поэт, еще не знавший такого позора, оглядел зал. высыпал на руку между большим и указательным пальцами дозу белого порошка, вдохнул в себя, затем, пошатываясь и хохоча, с гордо запрокинутой головой проследовал мимо зарвавшихся невежд к выходу, напоследок оглушительно хлопнув дверью.

Балерина инстинктивно зажала уши. Кроме нее словно бы никто и не заметил, как только что обидели человека. Да и до того ли было всем этим талантливым и мнящим себя талантами господам: они невозмутимо продолжали пить, закусывать, сплетничать о чужих гонорарах или интимных отношениях. Ксения порой слышала праздные разговоры об однополой любви, присущей богемной среде, особенно мужчинам-танцовщикам, однако тему эту считала закрытой для обсуждения. Она вообще предпочитала не видеть чужих, порой трагических, слабостей: для нее было принципиально важно происходившее на сцене, а не в гримуборных и будуарах. Но в зале как раз произошла ссора на этой сверхинтимной почве: один из артистов приревновал другого к самому антрепренеру! Известный корифей труппы во всеуслышание съязвил:

— Кажется, R… возомнил себя гением танца и претендует теперь на первые партии, а я решительно ничего выдающегося не вижу в этом выскочке, так, калиф на час! И что только нашел в нем… — он отчетливо произнес фамилию импресарио. — Как известно наш принципал [95]равнодушен к низкорослым брюнетам, тем более к бездарным и безнадежно кривоногим.

Тут началась потасовка, переросшая в безобразную свалку. Оскорбленный плеснул в лицо обидчику содержимое бокала, тот не остался в долгу, затем вмешались дружественные «партии» с обеих сторон. Перевернули столы, принялись громить другую мебель, в ход пошли ножки от стульев, слышался звон разбиваемой посуды, крепкая ругань, женский визг. Дело, казалось, близилось к поножовщине. Метрдотель и владелец ресторана бегали по залу, безуспешно пытаясь утихомирить распоясавшихся русских артистов. Ксения в страхе замерла за своим отдельным столиком: «Зачем я сюда поехала? Могла бы спокойно отдыхать в отеле. Настоящий содом! Что делать, что же мне делать?..» Напуганная, она даже не заметила, как vis-à-vis [96]появился ее «личный» охранник и строго произнес:

— Незачем вам, мадемуазель, смотреть на это безобразие, тем более что хозяин, по-моему, успел вызвать полицию. Пойдемте-ка отсюда, я возьму таксомотор, и вас доставят в отель в целости и сохранности. Можете не сомневаться.

— Вы очень любезны, — только и успела вымолвить Ксения.

Через минуту они уже были на улице. Добрый молодец договорился с одним из шоферов, дремавшим в авто возле шикарного подъезда ресторана. Ксении даже показалось, что охранник погрозил ему здоровенным кулачищем. Он усадил «бесценную» артистку в машину со словами:

— Не беспокойтесь. Я ему объяснил что к чему. Домчит мигом.

— А как же вы?

— Не потеряюсь. — усмехнулся загадочный тип. — Мне и так общаться с вами публично не положено — служба!

Авто сорвалось с места, а Ксения заметила, что «охранник» неторопливой, прогуливающейся походкой направился следом.