Александр. Божественное пламя - Мэри Рено Страница 38

— Ты не можешь этого сделать, мы ели вместе, мы связаны. — Он говорил укоризненно, но не был встревожен. — Грешно предавать друга.

— Тебе следовало все рассказать мне сразу. Я ничего не могу поделать сейчас. Ты должен вернуться домой, и ты вернешься. Ты уже не ребенок. Если с тобой что-нибудь случится, царь прикажет меня распять.

Мальчик неторопливо встал и побрел к своей лошади. Гир приподнялся и, увидев, что Александр не торопится снимать с нее путы, сел снова.

— Он не убьет тебя, если я вернусь. Если я погибну, у тебя будет целая вечность, чтобы скрыться. Я думаю, он не убьет тебя в любом случае. Лучше подумай обо мне. Если ты посмеешь отправить меня домой прежде, чем я того захочу, или повернешь назад сам — тебя убью я. И в этом можешь не сомневаться.

Он повернулся с поднятой рукой. Гир уставился на нацеленный в него дротик. Поверхность узкого листообразного лезвия отсвечивала голубым, остро заточенный конец был похож на иглу.

— Спокойно, Гир. Стой как стоишь, не двигайся. Я бросаю быстро, ты это знаешь, это знают все. Ты будешь мертв прежде, чем успеешь крикнуть. Я не хочу начинать с тебя, этого недостаточно. Я должен убить в сражении. Но ты станешь моим первым, если попытаешься меня остановить.

Гир посмотрел ему в глаза. Такие глаза он видел в бою, в прорезях шлема.

— Ну, ну, — беспомощно повторил он. — Ты, верно, шутишь.

— Никто даже не узнает, что это сделал я. Я брошу твое тело в зарослях, на добычу волкам и коршунам. Ты не дождешься погребения, никто не произнесет над тобой слова обрядов. Твоя душа будет скитаться неосвобожденной. — Его речь стала размеренной. — И тени мертвых никогда не позволят ей пересечь Реку и присоединиться к ним. Навечно будешь ты осужден не знать покоя перед воротами печального царства Аида. Нет, не шевелись.

Гир сидел неподвижно, теперь у него появилось время подумать. Хотя ему не было известно о случившемся на ужине, он знал и о новой женитьбе царя и обо всех предыдущих. От одной из этих женщин уже родился мальчик. Люди говорили, что сперва он был вполне нормальным, но потом превратился в идиота — без сомнения, отравленный царицей. Возможно, она просто подкупила няньку, чтобы та капнула ядом ему на голову. Возможно, все произошло само собой. Но когда-нибудь родятся и другие. Если юный Александр хочет убить своего человека еще до того, как возмужал, легко понять, зачем ему это.

— Ну? — спросил мальчик. — Ты даешь мне слово? Я не могу стоять так целый день.

— Одни боги знают, чем заслужил я такое. В чем я должен тебе поклясться?

— Не посылать гонца в Пеллу. Никому не называть моего имени, пока я не позволю. Не мешать мне участвовать в сражениях и никому не поручать следить за мной. Ты должен поклясться во всем этом и призвать проклятие богов на себя, если ты нарушишь клятву.

Гира передернуло. Заключить подобный договор с сыном ведьмы! Мальчик опустил оружие, но держал его наготове.

— Тебе придется это сделать. Я не хочу, чтобы ты тайком связал меня, пока я сплю. Я, конечно, мог бы не спать, караулить, но это глупо перед боем. Так что если хочешь выйти из этого леса живым, клянись.

— А что будет со мной потом?

— Если я буду жив, ты не останешься внакладе. Ты рискуешь, я могу погибнуть, но война есть война. — Он потянулся к своей кожаной чересседельной сумке, через плечо оглядываясь на все еще молчащего Гира, и достал кусок мяса. Мясо, давно уже несвежее, сильно попахивало. — Это от жертвоприношения, — сказал Александр, шлепая кусок на валун. — Я припас его специально для этого. Подойди, положи сюда руку. Ты выполняешь клятвы, данные богам?

— Да. — Рука Гира была так холодна, что тухлая козлятина под ней казалась теплой.

— Тогда повторяй.

Клятва была длинной, составленной продуманно. На святотатца призывалась ужасная кара. Мальчик, весьма сведущий в подобных вещах, позаботился обо всех возможных лазейках. Еще бы сыну Олимпиады не позаботиться об этом.

Гир послушно повторил слова клятвы и, освободившись, сразу же отошел к ручью, чтобы смыть с руки кровь. Мальчик понюхал мясо.

— Не думаю, что его можно есть, даже если мы потратим время на возню с костром. — Он отбросил кусок в сторону, спрятал в колчан дротик и подошел к Гиру. — Хорошо, с этим покончено. Теперь мы можем говорить как друзья. Доедим обед, и расскажи мне обо всем.

Проведя рукой по лбу, Гир пустился перечислять нанесенные его роду оскорбления.

— Нет, все это мне известно. Сколько вас, сколько их? Что там за местность? Есть ли у вас лошади?

Дорога проходила по зеленым холмам, неуклонно поднимаясь все выше и выше. Трава уступила место папоротникам и тимьяну, тропа вилась, огибая сосновые леса и густые заросли земляничных деревьев. Вокруг вздымались горные хребты, живительный горный воздух, упоительно чистый, наполнял легкие. Они вступали в святая святых гор.

Гир рассказал о междоусобице, начало которой было положено три поколения назад. Получив ответы на первые вопросы, мальчик показал себя благодарным слушателем. О своих делах он сказал только:

— Ты должен будешь выступить моим свидетелем в Пелле. Царю было уже пятнадцать, когда он убил своего первого. Так мне сказал Парменион.

Гир собирался провести последнюю ночь у своих дальних родичей, живших в половине дня пути от его дома. Он показал Александру их деревню, прилепившуюся на краю узкого ущелья, над которым нависали отвесные скалы. Вдоль пропасти шла тропа, по которой могли пройти лошади. Гир все же хотел свернуть на хорошую окольную дорогу, проложенную царем Архелаем, но мальчик, слышавший, что тропа все еще пригодна, и желавший это проверить, настоял на своем. Не стоило тратить времени на дорогу в обход.

Пока они преодолевали крутые подъемы и головокружительные спуски, Александр сказал:

— Если эти люди тебе родня, не имеет смысла выдавать меня за родственника. Просто скажи, что я сын твоего начальника, что я учусь сражаться. Они никогда не смогут обвинить тебя во лжи.

Гир охотно согласился: изложенная таким образом история как бы содержала намек на то, что за мальчиком нужно присматривать. Большего он сделать не мог, опасаясь небесной кары за клятвопреступление. Он был богобоязненным человеком.

На плоском выступе скалы длиною в несколько фарлонгов между бугристым склоном холма и ущельем ютилась деревушка скопов, построенная из коричневого камня, в изобилии валявшегося повсюду, сама похожая на выход горной породы. С открытой стороны ее защищала изгородь, сложенная из валунов и оплетенная колючим терновником. В жесткой вытоптанной траве за оградой было полно коровьих лепешек, оставленных стадом, которое загоняли сюда на ночь. Две-три маленькие косматые лошаденки щипали траву, остальные были в горах с охотниками или с пастухом на выпасе. Козы и несколько овец со свалявшейся шерстью рассыпались по склону холма. Сверху, похожие на голос какой-то дикой птицы, неслись заунывные звуки свирели пастушка. Над тропой к изглоданному стволу засохшего дерева был прибит желтый череп и несколько костей, оставшихся от руки. Когда мальчик спросил, что это такое, Гир сказал: