Начало инквизиции - Николай Осокин Страница 38

Иудеям под страхом костра было воспрещено совращать в свою веру христиан и, также под страхом казни, вступать в брачные союзы с христианами ^[102]. По закону Константина служить на военной и гражданской службе могли только христиане. Язычники не могли иметь рабами христиан, они были лишены прав усыновления.

Потом всякое снисхождение было отложено в сторону, и законом 341 года христианство приняло принудительную систему. Язычество императором Константином было признано преступлением – жертвоприношения были воспрещены, все должны были отказаться от обрядов языческого культа: «Всякий ослушник будет поражен мечом» ^[103].

Жрецы, лишенные средств к существованию, должны были под страхом казни стать последователями ненавистного им Христа, так как удалиться из всемирной империи было некуда. Их храмы были разрушены или обращены в церкви, очищенные крестом. Философские школы Александрии и Антиохии закрылись, всякое обучение в нехристианском духе было запрещено. Свободы совести более не существовало.

Так развилась идея нетерпимости на заре средневековой христианской истории. В IV столетии было посеяно семя инквизиции. В нем мы видим ее принцип, ее начала, ее приемы, сам дух ее. Светская власть обречена была служить ей. В ту эпоху раздельного существования церквей, император, по признанию Евсевия Кесарийского, являлся как бы общим епископом, поставленным над всеми самим Богом. Церковь же владела лишь мечом духовным, не поражающим, а оживляющим.

Уже первый христианский император должен был оказать ей такую услугу, когда смуты, посеянные Арием, начали раздирать церковь. Арианство обрело популярность. оно стало религией целой массы христиан. Константин, всегда опиравшийся на епископов, принял их сторону и объявил исповедание антиарианское католическим; он желал, чтобы одна эта религия была исповедуема всеми народами империи. В законе, изданном на следующий гол после Никейского собора, проходившего в 326 году, император лишил еретиков всех привилегий, которые стали доступны одним католикам.

Если не в духе Константина было принимать суровые меры – будь то против еретиков или против язычников, – то все же вместе с Никейским собором он осудил еретиков на изгнание и издал эдикт, по которому все книги, написанные Арием, должны быть сожжены и под страхом смерти всякому подданному запрещалось иметь и скрывать их ^[104]. В этих мерах им, без сомнения, руководило духовенство. Оно перестало следовать и наставлениям евангельским, и практике первых трех веков, допускавшей и свободное хождение еретических сочинений и свободу совести.

Иисус некогда повелел Петру обращать и увещевать каждого в заблуждении не семь, а седмижды семьдесят раз, явно тем воспрещая всякую насильственную меру, а апостол Павел советует только отвращаться от еретика, уклоняться от него, и то после первого и второго вразумления, продолжая смотреть на него как на брата и предоставляя ему казниться самоосуждением ^[105].

Этому кроткому совету, достойному святости и нравственности евангельского учения, следовали духовные власти первого времени. Святой Дионисий, епископ Коринфский, говорил, что если еретик склонен обратиться к церкви, то надо воспринять его с кротостью, избегая всякою повода, могущего раздражить его и сделать упорным в своем заблуждении. Ориген согласен допустить в личности некоторую самостоятельность в религиозных воззрениях, если она не касается существенных положений догматики. Было время, когда ересь умели побеждать убеждением, славным состязанием. Так Святой Юстин спорил с Трифоном, Родон – с Маркионом, Кай – с монтанистом Проклом, Ориген – с арабским епископом Берилой, он же – с арабами, отрицавшими бессмертие души, Александрийский собор 235 года, с Аммонием, наконец, Архелай – с Мани, который даже спас последнего от рук раздраженной толпы. Эльвирский собор 303 года был весьма строг к доносителям, а касательно еретиков постановил принимать их в лоно церкви, согласно их желанию, не подвергая иному наказанию, как только церковному десятилетнему покаянию ^[106]. Никогда церковь первых трех веков не преследовала еретиков, предоставляя им полную свободу. Она увещевала тех только, кто сам обращался к ней за словом объяснения, и если ее увещевания были безуспешны, то ограничивалась отлучением.

Годы ее торжества омрачили ее историю. Они сделали ее нетерпимой и к своим, и к чужим.

Императоры Диоклетиан и Максимиан, ради спокойствия империи, издали эдикт, осуждавший на костер агитаторов манихейства и тех последователей Мани, которые не отрекутся от своих убеждений.

Раскрывая так называемый Кодекс Феодосия, принадлежавший императорам IV и V века, с удивлением встречаешь ряд драконовских законов против ереси, готовый материал для монахов XIII века. Император Феодосий (379–395) написал пятнадцать из них, положив этим основание позорному зданию инквизиции. Он протянул дружескую руку римскому олигархическому духовенству и, боясь усиления последователей Ария, омрачил позором насилия и преследования христианскую церковь, назначение которой было действовать словом убеждения. Всякий так называемый католический император считал своей государственной обязанностью следовать его примеру. Это стремление вначале проявилось смутно, слабыми попытками; Константин издал лишь два подобных закона, Валентиан I – один, Грациан – два. Но преемники Феодосия I на Западе усердно следуют его примеру. Аркадий издает двенадцать постановлений против ереси, Гонорий, соединивший обе империи, – восемнадцать, Феодосий II – десять, Валентиниан III – три ^[107].