Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов Страница 37

Отбыв положенный посольству торжественный приём, Аарон вместе со старшим послом, Димитром, был приглашён княгиней Ольгой для личной беседы. Слуга поставил на столе снедь, разлил по достаканам сладкое болгарское вино, удалился. Ольга, едва, и из уважения к гостю, пригубила дарёное вино, сама налила себе горячего взвару. Аарон, совсем ещё юный, с редким тёмным пушком на щеках, волновался, сжимая в руке достакан, избегал смотреть во внимательные зелёные глаза русской государыни. Димитр же, муж средних годов, держался уверенно и спокойно, выжидающе смотрел на княгиню. Ольга, видя смущение болгарского боярина, располагающе улыбнулась и сама начала прямой разговор, ради которого они здесь и собрались:

— Для чего вы раскололи страну, пойдя против законного царя?

— Он не блюдёт интересы народа, — оживился Аарон, но, нечаянно взглянув на Димитра, предоставил говорить тому как старшему по возрасту, к тому же Аарону поручали не вести никаких дел и слушаться во всём старшего посла.

— Византия медленно и верно пожирает нас, — начал посол, — а он принял сторону ромеев. Пётр считает, что власть создана для его ублажения, а власть — это крест, а не благо. Народ отслоился от власти, как варёное мясо от костей. Попы — единственная остававшаяся опора народа, и те отвернулись. Когда человек не может найти поддержки у власть держащих, он ищет защиты у Бога, а Бог в храмах слушает хвалу на ромейском языке, умильно взирая на предавших интересы болгар. Вот так и возникла ересь богумильская, ибо даже в вере болгары не хотят походить на ромеев. Никола Мокри — один из тех, кто поддержал свой народ, кто не побоялся царского продажного семейства и этого дьявола, помогающего им — Георгия Сурсувула.

Димитр замялся, переглянулся с Аароном, открыл рот, чтобы продолжать, но Ольга остановила его жестом.

— Плохо, когда страну, будто рогожу, тянут в разные стороны. Дай бог, чтобы народ болгарский сохранил единство своё. Мы хотим быть одинаково дружны и с комитопулами, и с царём Петром, ибо не хотим вмешиваться в дела внутренние Болгарии, так же как никто из правителей болгарских одинаково относится и к русам, и к славянам, и к печенегам, — всем, кто живёт на земле Русской и не вводит в крамолу никоторый из тех народов.

Димитр снова переглянулся с Аароном: княгиня верно прочла его мысли и добавлять было нечего. Оставалась надежда заинтересовать князя Святослава, занятого вовсю подготовкой хазарского похода.

В Киеве князя застать было сложно, он был либо у Малуши в Будутине, либо на воинских учениях, либо на ловах. Убив два дня на поиски Святослава, который ускользал прямо из-под посольского носа, болгары всё же настигли его. Как раз закончены были ловы и ратные разделывали мёртвого тура. Князь не отошёл ещё от горячей охоты и битвы с царём леса, разглядывал весёлыми глазами на мокрые от весеннего снега вотолы гостей, жестом пригласил сесть на постеленные на землю потники. Димитр с Аароном, в свою очередь, с интересом рассматривали князя, о котором слышали довольно много, в котором текла кровь болгарских царей. Не похож был Святослав ни на царствующего Петра, ни на его сыновей: среднего роста, но мощен телом, в котором чувствовалась большая сила, развитая частыми воинскими упражнениями и суровой, намеренно лишённой роскошеств жизнью. Князь был красив той мужественной красотой, что нравится женщинам и приводит в восхищение мужчин: из-под хмурых, сведённых у переносья густых бровей смотрели двумя озерцами светлые голубые глаза, широкий прямой нос нависал над волевым, обрамлённым длинными усами ртом, на обритой по обычаю русов голове красовался знак знатности рода — клок волос. Вдетая в левое ухо золотая с изумрудом и двумя лалами серьга — единственный осколок богатства — не смотрелась вызывающе среди обычного дорожного зипуна, надетого на серую посконную рубаху. От Святослава веяло благородной дикостью, лишённой лицемерия, зависти и прочих, свойственных властолюбцам пороков, такой, которая возможно, была некогда у прародителя царского рода дунайских болгар хана Аспаруха.

Князь оказался внимательным слушателем, выждал, когда Димитр закончит говорить, нахмурился, провёл ладонью по бритому подбородку и, немного подумав, молвил:

— Поддержать сейчас комитопулов и тем самым осложнить отношения с Петром, с которым у нас и так ничего не вяжется — это значит пойти против Византии, а сие невозможно накануне хазарского похода. Я могу обещать одно — при которе меж ромеями и Петром я смогу поддержать вас, даже воинской силой, при условии передачи мне части болгарских земель, где проживают русы, на которые я имею право как князь русский и отпрыск правящего болгарского рода. Само собой, наш уговор должен оставаться в тайне.

Болгары обменялись быстрыми взглядами — видимо, не ожидали столь скорого и решительного ответа. Димитр чуть было не спросил о том, будет ли знать об этом княгиня Ольга, но вовремя прикусил язык, вспомнив о сложных отношениях в русском правящем доме. Старший посол молчал, взвалив бремя решения на Аарона — он здесь царских кровей, пусть решает. Аарон ответил, поколебавшись:

— Мы сообщим твои условия нашему шишману и ответим тебе.

— Я не тороплю вас с решением, — сказал Святослав, — понимаю, что вы тоже ждете моих побед в Хазарии, дабы пригрозить Петру моей силой и славой. Полагаю, что удача не изменит мне и мы договоримся.

Проводив гостей, он подумал, усмехнувшись про себя: «Как на хорошего купца спрос, дай только развернуться».

Собираясь с воеводами или в одиночку, Святослав разворачивал карту будущего похода, прикидывал, думал по много раз, ища изъяны. Сначала шли в вятские земли, затем проходили через буртасские леса и обрушивались на главных союзников хазар — булгар. И это всё до разлива рек, пока хазары не пришли на помощь союзникам, а там, обезопасив тыл, по весенней зацветшей степи к сердцу Хазарии — Итилю. После Итиля — на Саркел, вот уже сто лет как сидевшего занозой на пограничье русских земель. Икморю тем временем, надо громить ясов с касогами и захватить Семендер — главный торговый город хазар.

Вернувшееся из Царьграда через год посольство принесло добрые вести: новый император Никифор Фока подтверждал старые договоры, обещал не вмешиваться в хазарские дела Руси и, как обычно, просил русской военной помощи. Накануне ратной страды это было хлопотно. Воинов отбирали из провинившихся, не желающих исправно нести службу, из тех, от которых хотят избавится набольшие, и просто ратных, желающих попробовать счастья за морем. Воеводой шёл Ведислав, может быть, годный в битвах, но мягкий и не могущий совладать с тем стадом, которое ему вручили. Тут-то Святослав вспомнил об обязанных ему Станиле и Хальвдане, которых он спас от рабства.

— Ну что, Станя, — сказал князь, глядя в преданные глаза кметя, — большая надежда на тебя возложена мною. Порядки византийские ты знаешь, ромеев не любишь, да и мне предан, а стало быть, не сблодишь. Назначаю тебя вторым человеком после воеводы, твой друг Хальвдан будет рядом с тобою. Пусть воевода полки водит, а тебе за людьми смотреть, наказывай ослушников, как нужным считаешь, здесь Ведислав не указ тебе.

Станила согласно склоняет голову, не зная, радоваться или горевать: снова видеть ненавистные берега, но на которые он придет уже не рабом, а правой рукой воеводы князя русского!