Кавказская война. В 5 томах. Том 5. Время Паскевича, или Бунт Чечни - Василий Потто Страница 37

Невозможность заманить Кази-муллу в расставленные сети и еще большая невозможность наемным убийцам проникнуть в его убежище, сторожимое верными мюридами, заставили Корганова действовать несколько иными путями. Он остановился на мысли привлечь к ответственности весь койсубулинский народ, так как мятежные Гимры, одно из важнейших койсубулинских селений, служило родиной Кази-муллы и колыбелью его учения. Нужно было сыскать благовидный предлог. Как раз в это время койсубулинцы изъявили желание иметь своим правителем младшего сына шамхала Абу-Мусселима. Желание это в народе свободном и испокон веков управлявшимися своими старшинами, действительно было несколько странно и даже загадочно. Теперь, по близком изучении Дагестана, мы можем сознавать ясно, что койсубулинцы действительно были в трудном положении: с одной стороны, находясь в центре населения, охваченного мюридизмом, им необходимо было идти вслед за окрестными обществами по течению, а с другой – у них так же не хватало пахотной земли для половины народа, как и в других центральных племенах этой горной страны, которые только из-за куска насущного хлеба обрабатывали с величайшими усилиями свои голые скалы. Загородив от Дагестана своими отрядами Грузию, долину Терека, Кубинское и Ширванское ханства, куда искони дагестанский народ совершал свои набеги, чтобы пополнять недочеты в своем хозяйственном бюджете, русские тем самым отнимали у него необходимые средства к существованию. По этой причине нагорные жители, имевшие земельные угодья на плоскости, вынуждены были, при данных обстоятельствах, особенно дорожить ими. Дополнительные пахотные поля койсубулинцев были в пределах шамхальства. Отсюда понятно, что, в случае присоединения своего к мюридам, Койсубу лишалось этих полей. Им оставалось, таким образом, или привлечь к мюридизму самих шамхальцев, или же установить в своей среде ханство, с лицом во главе из шамхальского дома. В этом, вероятно, и заключался секрет желания их иметь своим ханом Абу-Мусселима. Если бы мы знали в то время, что мюридизм и Ханская власть взаимно друг друга исключали, то нам гораздо политичнее было бы исполнить желание Койсубу, – но не это нужно было Корганову. Койсубулинцам было отказано под тем предлогом, что вражда Абу-Мусселима к шамхальскому дому и его сношения с Кази-муллой не были тайной и служили плохим ручательством за спокойствие в койсубулинском обществе. Отказ этот несколько взволновал койсубулинцев, а Корганов не замедлил воспользоваться этим случаем, чтобы потребовать от них покорности. Он рассчитал, что если в его руках очутятся аманаты, то уже не трудно будет заставить койсубулинцев выдать нам и самого Кази-муллу вместе с его сообщниками. И вот двести человек койсубулинских старшин, кадиев, мулл и эфендиев прибыли в деревню Эрпели и просили Корганова приехать туда же для личных переговоров. Но Корганов сам не поехал к нему, а командировал того же Абу-Мусселима. Эта порученность Абу-Мусселиму, которого сам же Корганов подозревал в сношениях с Кази-муллой, положительно подходила к деянию “подлития масла на потухающий огонь”, так как она не только облегчала заподозренные сношения Абу-Мусселима с приверженцами имама, но прямо их устраивала.

К прискорбию, судьба и здесь благоприятствовала Корганову: в то время, когда в Эрпилях придумывались и обсуждались примирительные основы предположенного соглашения, в руки Корганова попало воззвание Кази-муллы к чеченцам, в котором имам обещал выдвинуться навстречу к ним, на реку Кара-Койсу. Заручившись этим документом, Корганов счел себя вправе действовать смелее и стал забрасывать все и вся своими клеветами и наветами. Так, упуская из виду, что Кара-Койсу, будучи довольно значительной рекой, проходит сквозь несколько дагестанских обществ и в Авдии весьма приближается к Чечне, Корганов видел только, что Койсубу располагается на той же реке, а это, по его мнению, указывало прямо на готовность, будто бы, койсубулинцев содействовать имаму. Отсюда уже не трудно ему было прийти и к дальнейшему заключению, что, в свою очередь, койсубулинцы, так много хлопотавшие о ханских прерогативах для Абу-Мусселима, находятся в связи с шамхальцами и что во главе последних стоят жители пограничных шамхальских аулов – Казанищ, Эрпели и Караная. Таким образом, по его выводу, являлась необходимость как можно скорее разрушить заговор (которого в сущности не было), и Корганов решил не выжидать более конца переговоров, а начать военные действия прямо с захвата койсубулинских стад, ходивших спокойно и доверчиво на темирханшуринской плоскости. Ближайший русский отряд, на который можно было возложить это предприятие, был отряд полковника Ефимовича, оставленный бароном Розеном на кумыкской плоскости, около крепости Внезапной. Ефимович, по требованию Корганова, сделал в один переход семьдесят верст и, появившись у Копчугая, захватил до трех тысяч баранов; затем около пяти тысяч голов было отбито еще Ахмет-ханом, с его мехтулинской конницей; но остальные успели укрыться в горы.

Когда известие о разгроме стад дошло до Эрпели, то койсубулинские старшины, униженные в своем национальном достоинстве, отправились к шамхалу и потребовали от него объяснений, почему, когда они государю верны и ему, шамхалу, покорны и усердны, Корганов грабит их имущество и берет под стражу людей? Растерявшийся шамхал запросил об этом Корганова. Последний ответил, что он как лицо, уполномоченное фельдмаршалом, знает, что делает, и дальнейших объяснений не дал. Тогда койсубулинцы удалились, глубоко оскорбленные той ничтожной ролью, какую в их глазах играл наследственный валий Дагестана.

Отбитие стад прервало начавшиеся переговоры. Это был вызов, брошенный прямо в лицо койсубулинцам, – толчок, разрушивший последние преграды, еще сдерживавшие мюридизм в известных границах. Взрыв сделался неминуем. А Корганов точно не видел возможности подобного взрыва и продолжал развивать свои операции все далее и далее. Он гласно обвинил Абу-Мусселима в тайных сношениях с нашими врагами, которым, как мы видели, сам же содействовал, и решил занять Казанищи, а затем Эрпели и Каранай, чтобы удержать жителей этих селений от присоединения к койсубулинцам. Впрочем, это была только одна официальная сторона дела, фигурировавшая в донесениях Корганова. На деле же ему хотелось просто вызвать два-три выстрела со стороны казанищенцев, чтобы иметь предлог объявить их мятежниками; на это, по крайней мере, указывают те секретные наставления, которые были им даны по этому поводу мехтулинскому хану и Ибрагим-беку карчагскому. Оба они показали потом, при следствии, что, ворвавшись в селение, перевернули его, по приказанию Корганова, вверх дном и даже ограбили женщин, срывая с них и ценные украшения, и даже шелковые шальвары. Ни один из жителей не взялся, однако, за оружие; только старики явились к Корганову с жалобой – и были наказаны как клеветники, посягнувшие на честь русского войска. Он приказал пятерых из них заключить в тюрьму, а через три дня привел в Казанищи весь отряд Ефимовича и обложил жителей огромной контрибуцией – сорок голов рогатого скота и двести пудов хлеба в сутки.

Приглушенные Казанищи молчали. Эрпели и Каранай, ожидавшие себе такой же участи, поспешили отклонить грозу присылкой аманатов и тем связали руки Корганову. Они обязались прекратить всякие сношения с койсубулинцами и не снабжать их более ни хлебом, ни солью. После этого Ефимовичу в шамхальстве делать было нечего, и отряд его возвратился обратно в Андрееве.