Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн Страница 37

Кантонистов лечили варварскими способами. От всех болезней (включая трахому, горячку и понос) фельдшеры прописывали касторку. Практиковались также коллективные способы лечения. Так, по свидетельству кантониста прусско-польского происхождения, детей приводили в баню, обмазывали куриным пометом, серой и дегтем, загоняли в парилку на верхнюю полку и, подстегивая их розгами, не давали спуститься вниз, пока зуд не унимался. Этот жестокий, но действенный способ коллективного излечения перекочевал — слово в слово, с той же парилкой, рядовыми, пучками розог, падающими с верхних полок детьми — в еврейскую художественную и мемуарную литературу, где из варварского способа лечения превратился в особую изуверскую пытку, с помощью которой начальство пыталось склонить кантонистов из евреев к переходу в православие.

В середине 1850-х годов, ко времени переподчинения кантонистских школ Управлению училищами военного ведомства, санитарное состояние батальонов несколько улучшилось, даже если учитывать, что цифры заболевших традиционно занижались начальством. В 1858 г. в Саратовском батальоне военных кантонистов насчитывалось восемь рот, от 133 до 346 человек в роте. Всего в батальоне служило 1611 кантонистов. Из них 506 квартировали по обывательским квартирам в Смоленске, 886 — по деревням. В июле 1858 г. больных оказалось 32 человека: у девятнадцати — воспаление глаз (трахома), у троих — падучая (эпилепсия), по два — с поносом, язвой желудка и венерическими заболеваниями, по одному — с тифом и желтой лихорадкой. Четыре человека в июле умерло — трое православных и один из евреев. Если считать, что четверо умерших также болели, оказывается, что больных в батальоне насчитывалось 2,2 %. В это же время заметно повысились медицинские требования к еврейским рекрутам, участились случаи их комиссования по непригодности или по болезням.

Проблема смертности в батальонах — особо болезненная в связи с печально известным герценовским примером еврейских детей-кантонистов, которые «мрут, как мухи», — не поддается однозначному решению. Во-первых, потому, что статистика такого рода специально не запрашивалась, а значит, и не велась. Во-вторых, потому, что ее скрывали всеми способами. Так, например, официальный историк Военного министерства рассказывает, что лазаретами пользовались для манипуляции сведениями об уровне смертности. В-третьих, отсутствовала сколько-нибудь приемлемая сравнительная отчетность. Так, из отчета командира Казанского батальона за 1838 г. мы узнаем, что среди выпускников батальона трое умерло — один христианин и два еврея. В Троицком батальоне единственным умершим в 1838 г. был еврей. В Пермском батальоне, где было значительное количество евреев, среди четырех умерших в 1839 г. не было ни одного еврея. Разумеется, вряд ли из этих скудных данных можно сделать приемлемый вывод. Более полные сведения также не позволяют прийти к сколько-нибудь вразумительному решению. Приведенная выше сводная таблица за 1827–1840 гг. дает представление о смертности среди выкрестов и евреев, но не дает возможности сравнить смертность среди евреев с общей смертностью по заведениям военных кантонистов. С другой стороны, соотношение «192 умерших еврейских выкреста против 350 умерших евреев» вряд ли означает, что евреев умирало больше из-за того, что над ними издевались, склоняя к переходу в православие; такой вывод был бы неправомерен хотя бы потому, что в целом за этот период евреев в батальонах служило в два раза больше, чем выкрестов. Единственный способ выйти из области случайных цифр — это принять число выкрестов, прошедших службу в батальонах военных кантонистов в указанные годы, за номинальное число христиан и сравнить их с оставшимися в своей вере как с целостной еврейской группой. В этом случае мы получим практически одинаковый процент смертности как среди христиан, так и среди евреев. Для христиан он составит 4,8 % (192 умерших из 3992), для евреев — 5,5 % (350 умерших из 6391). Из этого мы можем сделать осторожный вывод: по уровню смертности евреи не выделялись из общей массы кантонистов.

Существовало несколько характерных признаков, по которым еврейского кантониста можно было выделить из общей массы. Прежде всего — преступность. Даже при полном пренебрежении статистикой этого рода, на основании немногочисленных косвенных свидетельств можно утверждать, что уровень преступности среди еврейских детей — служащих батальонов — был ниже, а уровень дисциплины выше общего уровня в батальонах. Рассмотрим, к примеру, сводный отчет о побегах нижних чинов и кантонистов в 1853 г. Из него следует, что побеги среди солдат христианского вероисповедания составили сорок три в год, среди солдат-евреев — ноль, среди кантонистов-христиан — пять (в одном из этих пяти случаев бежал выкрест из евреев) и, наконец, среди кантонистов-евреев — один. Заметим, что среди бежавших нижних чинов подавляющее большинство — солдатские дети из кантонистов и бывшие кантонисты. Единственный бежавший за этот период кантонист из малолетних евреев был отправлен для поправления здоровья в деревню под Ярославлем и не вернулся из отпуска. Даже если предположить, что он бежал, соотношение евреев-дезертиров к христианам-дезертирам составит один к пяти.

Одна из самых характерных черт кантонистского быта — воровство. Убогая и строго регламентированная кормежка в сочетании с запретом выносить из гарнизонных столовых хлеб вынуждала кантонистов искать себе пропитание всеми доступными способами. Как правило, батальонные начальники закрывали на воровство глаза и даже покрывали виновных. За воровство съестного не наказывали и дел не заводили. Воровство проходило в кантонистских батальонах по линии быта, а не по линии Аудиториатского департамента (предшественника Военно-судного ведомства). Кантонисты терроризировали воровством и жульничеством как военных поселенцев, так и крестьян, торгующих на воскресных базарах. Умение украсть и не быть пойманным считалось особым искусством. Кантонисты устраивали нечто похожее на спортивное состязание, целью которого было украсть сдобную булку, пирог с мясом или калач. Мемуары русских кантонистов не позволяют определить, какое место занимали кантонисты из евреев на этих своеобразных состязаниях. Единственный уникальный случай, свидетельствующий о высоком мастерстве еврейских кантонистов в этой области, — пари, которое заключил во время смотра в 1856 г. под Уманью царь Александр II с генералом Трескиным. Когда начался смотр и учение, кантонист Ходулевич, из могилевских евреев, известный на весь дивизион своими блестящими воровскими способностями, ухитрился украсть у Александра II его карманные часы, за что и был награжден из рук изумленного царя двадцатью пятью рублями.

Еще одним существенным отличием еврейских кантонистов были их профессиональные навыки. В послужных списках кантонистов из солдатских детей, как правило, значилось: «мастерству никакому не обучен». В случае с кантонистами-евреями ситуация прямо противоположная: почти все они за редким исключением владели каким-нибудь ремеслом. Среди восьмидесяти трех евреев-кантонистов, направленных в штаб 5-й пехотной дивизии на нестроевые должности по распределению в 1858 г. из Воронежских батальонов, как, впрочем, и среди пятидесяти семи выкрестов, направленных во внутреннюю стражу, упоминаются представители самых разных ремесел: жестянщики, кровельщики, портные, сапожники, кузнецы, даже белошвейки. Это обстоятельство существенно отличало как выкрестов, так и евреев от прочих кантонистов, вообще не знакомых с ремеслом. Тем не менее в этом, как и во многих других случаях, профессиональная карьера выкрестов складывалась не лучше, чем иудеев. Так, в ноябре 1857 г. при укомплектовании группы мастеровых для обслуживания придворных экипажей, из внесенных в список двадцати восьми человек десять мастеров были исключены: два обойщика карет из крещеных евреев, шесть шорников и два колесника из иудеев. Причина исключения — единая и для тех, и для других: ни евреи, ни выкресты в экипажные мастеровые не допускались.