История России. Смутное время - Людмила Морозова Страница 37

Но царевич Федор, судя по всему, просто не умел водить полки. Его этому не обучали. Б. Ф. Годунов сам не владел воинским искусством и полагал, что отношения с соседними государствами следует устанавливать с помощью дипломатии. Поэтому сына он привлекал лишь к встрече иностранных послов и переговоров с ними. В итоге пробел в образовании царевича стоил ему жизни.

Сторонники Лжедмитрия постоянно следили за ситуацией и в Москве, и в царском войске под Кромами. Самозванец понимал, что уже не сможет победить на полях сражений, поэтому хотел победить в людских сердцах. К тому же он ловко использовал дезинформацию.

В конце апреля по его указанию в Кромы был отправлен гонец с грамотой такого содержания: «Мы, Дмитрий Иванович, великий князь всея Руси, наследник всего великого княжества Московского, царь Казанский, царь Астраханский, посылаем к вам, любезно-верные кромские жители, по просьбе и желанию вашему, на помощь 2000 поляков и 8000 москвитян. Мы сами не идем лично к вам с сим отрядом, потому что ежедневно ожидаем 40 000 польских воинов, которые не далее 16 миль стоят от Путивля». При этом гонцу было приказано сделать все возможное, чтобы грамота попала в руки царских воевод, а не кромчан. Ведь на самом деле у «Дмитрия» никакого войска не было, и помочь атаману Кареле он не мог.

Гонец выполнил приказ «царевича», и в 3 милях от Кром оказался в руках неприятельского дозора. Воеводам он смело сказал, что едет из Путивля, «от всемилостивейшего государя, царя Дмитрия Ивановича, великого князя всея России, с грамотой в Кромы». Текст этой грамоты очень смутил руководителей царского войска. К новому сражению они были не готовы. (Паерле Георг. Записки // Источники истории. Рязань, 2009. С. 289.)

Вскоре воеводы получили от Лжедмитрия и лично к ним обращенную грамоту: «От царя и великого князя Дмитрия Ивановича всеа Руси боярам нашим… А как про нас, великом государе, прошел слух во всем Российском государстве, что за Божиею помощью мы, великий государь, идем на православный престол прародителей наших… и хотели государство наше получить без крови, и вы, бояре наши и воеводы, и всякие служилые люди, против нас, великого государя, стояли из-за неведения и страха быть казненным изменником нашим… И я, христианский государь, по своему царскому милосердному обычаю о том на вас гневу и опалы не держим… А ныне мы, великий государь, на престол прародителей наших… идем с Божиею помощию вскоре, а с нами многие рати русские и литовские, и татарские, а города нашего государства нашему царскому величеству били челом и против нас не стояли и крест целовали… А поволжские города нам, великим государям, били челом. И воевод к нам привели… Да и к нам писал Больших Ногаев Ишрек князь, и с Казыева улуса мурза, что они нашему царскому величеству помогать хотят. И мы, христианский государь, не хотим видеть христианского разорения, ногайским людям до нашего указу ходить не велели… А изменники наши, Марья, Борисова жена Годунова, и сын ее Федор, о нашей земле не заботятся, да и жалеть им нечего, потому что чужим владели и отчину нашу, Северскую землю и иные многие городы наши и уезды разорили и православных христиан не по вине побили… И мы, христианский государь, не хотя видеть христианское кровопролитие, пишем вам, жалею я вас, и души ваши, чтоб вы, помня Бога и православную веру и свои души… били челом и милость просити к нашему царскому величеству прислали митрополитов, архиепископов и бояр… и лучших людей. И мы вас пожалуем: боярам и воеводам честь и повышение учиним, отчинами прежними пожалуем и к тому еще прибавим, и в чести держать будем… гостям и торговым людям будет в пошлине облегчение. Все православное христианство в тишине, в покое и в благодати учинить хотим». (РИБ. Т. 13. С. 43–44.)

Этой грамотой Лжедмитрий хотел, с одной стороны, испугать царских воевод (для этого он перечислил всех своих сторонников), с другой стороны, он пытался их уверить в своей щедрости и гуманности. Это был ловкий ход, позволивший ему повлиять на умы тех, кто был не слишком тверд в политических пристрастиях.

Когда в Москву прибыли Ф. И. Мстиславский и В. И. Шуйский, царица Мария Григорьевна требовала, чтобы они публично выступили перед москвичами с разоблачением «царевича Дмитрия». Шуйский смело отправился на Красную площадь и с Лобного места стал кричать собравшимся вокруг людям: «О всенародное множество! Не сумняйтеся и не прелыцайтеся, яко истинный царевич убиен бысть: аз бо его своими очами видех, даже и погребох его в граде Угличе во церкви благолепного Спаса нашего Иисуса Христа. И вы его поминайте. А то истинно идет Рострига Гришка Отрепьев, нарицается его именем, и вы его проклинайте». (РИБ. Т. 13. Стб. 37.)

Патриарх Иов во время службы в Успенском соборе даже предавал самозванца анафеме. Но это лишь порождало новые слухи о том, что претендент на престол мог быть истинным сыном царя Ивана Васильевича, поскольку для борьбы с монахом-расстригой вряд ли требовалось так много усилий. Возмущало и суровое наказание тех, кто распространял слухи о Лжедмитрии — им отрезали языки.

В войско, стоявшее под Кромами, были отправлены новые воеводы и роспись полков. С ними поехал и новгородский митрополит Исидор, который должен был привести всех воинов к присяге новым государям. В Разрядных книгах об этом была сделана следующая запись:

«Тово же году майя в 1-й день послал царевич князь Федор Борисович всеа Руси боярина князя Михаила Петровича Катырева Ростовского да боярина Петра Федоровича Басманова под Кромы, а велел им бытии под Кромами по полком, а роспись послал царевич после их, майя в 3-й день:

В Большом полку на князь Федорово место Ивановича Мстиславсково — боярин воевода князь Михайло Петрович Катырев Ростовской да боярин Петр Федорович Басманов;

В Правой руке — боярин и воевода Василей Васильевич Голицын да воевода князь Михайло Федорович Кашин;

В Передовом полку — окольничей и воевода Иван Иванович Годунов да боярин Михайло Глебович Салтыков;

В Сторожевом полку — боярин и воевода князь Андрей Андреевич Телятевский да князь Михайло Самсонович Туренин;

А в Левой руке — стольник и воевода Замятня Иванович Сабуров да князь Лука Осипович Щербатой.

И тое де роспись, как боярам и воеводам велено быть по полкам, послал Семен Годунов для зятя своего, князя Андрея Телятевского, а царевич де князь Федор Борисович тое росписи не ведает.

И как тое роспись прочли бояре и воеводы, и Петр Басманов, падчи на стол, плакал, с час лежа на столе, а встав с стола, являл и бил челом боярам и воеводам всем: «Отец, государи мои, Федор Алексеевич точма двожды больши деда князя Андреева… а ныне Семен Годунов выдает меня зятю своему в холопи, князю Андрею Телятевскому; и я не хочю жив бытии, смерть приму, а тово позору не могу терпети». (Разрядная книга 1475–1605. T. IV. Ч. 2. С. 91–92.)

Вслед за Басмановым начали местничать и другие воеводы. З. И. Сабуров заявил, что не хочет быть меньше не только A. A. Телятевского, но и князя В. В. Голицына. Князь М. Ф. Кашин стал спорить за первенство с М. Г. Салтыковым и П. Ф. Басмановым. Князь Л. О. Щербатый не хотел быть меньше М. Г. Салтыкова. Даже A. A. Телятевский был недоволен — он хотел быть выше В. В. Голицына.