Малюта Скуратов - Дмитрий Володихин Страница 37

А ведь эта голова так пригодилась бы русской армии в будущих битвах против Литвы! Трехлетнее перемирие, о котором российские дипломаты с большим трудом договорились с польско-литовскими, закончится, и наступит тяжелейший этап Ливонской войны. Вот тогда опытные военачальники окажутся в цене, а их нехватка скверно повлияет на итоги войны…

Но пока беспокоиться как будто не о чем! Перемирие.

Царь позволил худородному дворянину стать губителем знатнейших аристократов. Дал ему право на людях убить полководца, пусть и битого литовцами, но прежде того неуспеха имевшего большие военные заслуги перед отечеством. Григорий Лукьянович, по понятиям русского общества тех времен, не стоил перстня на пальце князя Серебряного, а убил Петра Семеновича легко. Не чаял мести или расплаты. Знал: от любого нападения защитит своего любимца государь Иван Васильевич.

После большого карательного похода против Северной Руси в самой опричнине произошел резкий кадровый поворот.

Кто стал мощнейшей политической опорой царя при создании опричнины? Старомосковское боярство. Большие люди царства, ревновавшие к людям еще болышим —»княжатам».

Кого «жаловал» государь Иван Васильевич в первую очередь? Старомосковское боярство. Именно выходцы из его родов получали от государя чины опричных бояр и окольничих в первые годы существования новой иерархии. Представителям иных социальных групп думные чины в опричнине доставались намного реже. «Худородные выдвиженцы» Ивана IV, вроде Малюты, попадали в опричную Думу в виде исключения. За все время от начала опричнины до середины 1570-го из «худородных» помимо Григория Лукьяновича в думные дворяне прошел один лишь Василий Грязной.

Кто водил опричные полки и армии? Старомосковское боярство. Осенью 1565 года опричнина впервые вывела собственные боевые отряды на театр военных действий. С этого момента и до середины 1570 года важнейшие посты, в том числе должности опричных «командармов», получала главным образом нетитулованная знать.

На самом верху опричной пирамиды — и в Думе, и в армии — стояло семейство Плещеевых. Точнее говоря, рода Плещеевых-Басмановых и Плещеевых-Очиных. Среди опричных полководцев заметны были также В. И. Колычев-Умной и Я. Ф. Волынский-Попадейкин. Все они — из старинных боярских родов.

Кого еще привечал великий государь в опричнине?

Немало почестей досталось и титулованной знати. Ведь к ней относились не только знатнейшие семейства, как, например, князья Бельские, Шуйские, Мстиславские, Ростовские, Голицыны, Микулинские. Хватало и второстепенных родов, коим недостаток знатности и влияния мешал высоко подняться. Иван IV подарил им шанс.

Так, в опричнину попали двое отпрысков княжеского семейства Телятевских — далеко не столь родовитых, как Шуйские с Мстиславскими. Этим князьям Телятевским царь отдавал под команду опричные полевые соединения. Они даже соперничали с самими Плещеевыми! Возглавлять самостоятельно действующие отряды и полки в составе полевых соединений приходилось князю И. П. Охлябинину, князю Д. М. Щербатову, князьям Вяземским и Хворостининым, а также Г. О. Полеву, происходившему из семейства, недавно утратившего княжеский титул. В опричных боярах ходили князья В. И. Вяземский и В. А. Сицкий, а окольничество в опричнине пожаловали князю Д. И. Хворостинину.

Эта группа оказалась второй надежной опорой Ивана IV в высшем эшелоне опричнины.

А что же представители дворянства, то есть персоны менее родовитые, нежели служилая аристократия? Их представительство в воеводском корпусе опричнины незначительно. В списке командующих опричными полевыми соединениями нет ни одного из них. Среди полковых воевод и командиров самостоятельных опричных отрядов их также немного. Следует прежде всего назвать И. Б. Блудова, К. Д. Поливанова, М. А. Безнина и Р. В. Алферьева. Сам Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, влиятельный фаворит монарха, в армейской иерархии опричнины был малозаметен.

Много это или мало — несколько второстепенных воеводских должностей, доставшихся худородным дворянам? В рамках огромного Московского государства с его мощными вооруженными силами — мелочь, статистически ничтожное отклонение. Но для незыблемого порядка, когда родовое начало при назначении на командные посты преобладает над служебным, когда «отечество» преобладает над опытом, заслугами и даже над желанием государя возвысить какого-либо незнатного человека, это почти революция.

До опричнины никто из перечисленных военачальников полки не водил и самостоятельными полевыми отрядами не командовал. В местническом отношении они являлись ничтожными персонами. В лучшем случае, им могло достаться воеводство во второстепенной маленькой крепости (так бывало у Блудова), в худшем их потолок — звание воинского головы. Но после введения опричнины их начинают ставить на высокие посты в армии и это происходит хоть и редко, но не в виде исключения. Подобные назначения составили очень важный прецедент. Принцип родовитости при раздаче высших должностей отнюдь не был разрушен и ниспровергнут в опричные годы. Он проживет еще более века! Однако в нем появились первые бреши. Прочность его уменьшилась.

В 1570 году общая картина главных людей опричнины резко изменилась.

Прежде всего, от ключевых должностей в опричной армии и опричной Думе было удалено семейство Плещеевых. А вместе с их падением упало значение старого боярства в целом.

Опричного боярина Алексея Даниловича Плещеева-Басманова, едва ли не всесильного в Слободском ордене, его сына Федора — царского любимца, и князя Афанасия Ивановича Вяземского, опричного «келаря», обвинили в связях с новгородскими «изменниками». Выше уже говорилось: вряд ли сам Иван IV верил в какую-то фантастическую измену Великого Новгорода, а заодно и нескольких других областей северной земщины. Но несколько титанов опричной иерархии всё же попали под подозрение. И в документах XVII века сохранилось сообщение, согласно которому «изменники»-новгородцы во главе с архиепископом Пименом «…ссылались к Москве з бояры с Олексеем Басмановым и с сыном его с Федором и с казначеем с Микитою Фуниковым, и с печатником с Ываном Михайловым Висковатого… да со князем Офонасьем Вяземским» ^[153].

Вяземский, возможно, предупреждал Пимена о готовящейся карательной акции. Шлихтинг в подробностях рассказывает печальную историю его падения: «При дворе тирана был один знатный князь Афанасий Вяземский, который был ближайшим советником тирана. Этот Афанасий, будучи человеком большого влияния и очень любимым тираном, рекомендовал ему некоего Григория, по прозвищу Ловчик (Г. Д. Ловчиков. —Д.В.), и добился того, что тот вошел в милость к государю. Этот Ловчик, забыв о благодеяниях, ложно обвинил Афанасия пред тираном, якобы тот выдавал вверенные ему тайны и открыл принятое решение о разрушении Новгорода. Именно об этом разрушении тиран не поведал никому кроме вышеупомянутого князя. Он пользовался у тирана таким влиянием и расположением, что даже когда тот собирался принимать лекарство, то брал его не от врача, итальянского уроженца, которого очень ценит, а в передаче из рук Афанасия. Все же тиран поверил ложному обвинению и приказал своим телохранителям убить путем засады всех рабов князя. Телохранители каждый день в то время, как Афанасий совещался с тираном, умерщвляли несколько рабов и не прекращали исполнять приказание, пока не убили всех. Возвращаясь после совещаний, Афанасий, конечно, видит на дворе палат тела убитых, жалобно растерзанных на земле, но, скрыв свою скорбь, не смеет даже ни одним словом обнаружить проявление ее. Но тиран не насытился кровью его рабов, а нападением из засады убивает братьев князя и всю челядь и лишает всего имущества… Афанасий, видя, что ему уже грозит гибель, стал удаляться с глаз тирана и провел пять дней, прячась у доктора, врача великого князя, по имени Арнольфа. Тиран приказал позвать князя к себе и сказал: “Ты видишь, что все твои враги составили заговор на твою погибель. Но если ты благоразумен, то беги в Москву” и приказал князю Афанасию: “И жди там моего прихода”. Тот, мало доверяя тирану, пустился в путь в направлении к Москве и, опасаясь какой-либо засады, губил всех встречных. Спустя немного времени вернулся в Москву и тиран и приказал отвести князя Афанасия на место, где обычно бьют должников, и повелел бить его палками по целым дням подряд, вымогая от него ежедневно 1000 или 500 или 300 серебреников. И во время этого непрерывного избиения тело его начало вздуваться желваками. Не имея более чего дать алчному тирану, несчастный со страху начал клеветать на всех наиболее богатых граждан, вымышляя, что те ему должны определенные суммы денег. Несчастные граждане принуждаются платить недолжные долги… Тиран забрал в свой дворец всех 40 девушек, которые были на женской половине супруги князя и каждая из которых обычно умела вышивать приготовленные из золота одежды. Такую награду после упомянутого величайшего расположения получил этот муж влиятельный на родине и в чужих землях, испытывая с каждым днем самое сильное отчуждение от себя государя» ^[154].