Поколение пустыни. Москва - Вильно - Тель-Авив - Иерусалим - Фрида Каплан Страница 37

Пансион, в котором я поселилась, был интернациональный. Там проводили свои каникулы студенты из Бельгии, Англии, России и со всей Германии. Немецкие бурши устраивали комерши в своих кнейпах, пили бир, ^[146] дрались и веселились. У кого было больше шрамов, считался наибольшим героем. Мы различали корпорации, также фуксов от альтерхеррен ^[147] и проч.

Каждый вечер молодежь в нашем отельчике собиралась после ужина в большой гостиной. С нами были три «дочери дома» (Haustöchter) — очень молоденькие, хорошенькие, веселые и затейницы. Днем они прислуживали — одна в кухне, другая за столом и третья в комнатах. Они не принадлежали к семье, а проходили, так сказать, свой практический курс в этом налаженном и хорошем хозяйстве. Мы играли в фанты, в Блиндер Петер ^[148], пели национальные песни и гимны всех тех стран, студенты которых были представлены, давали соло танцы.

За неимением еврейских танцев и незнанием еврейских песен я пела все русское, танцевала казачок и трепака и учила их подпевать «Ах вы сени, мои сени» и «Красный сарафан». «Задумал Терешка жениться, а тетка Матрена бранится» ^[149] им нравилось больше всего, хотя они не понимали ни слова. Романсы Чайковского и Рубинштейна, за неимением нот, я пела под собственный аккомпанемент. Марсельезу, бельгийский гимн и немецкие народные песни мы тоже пели хором.

Две недели прошли как сон. Кто бы сказал и подумал тогда, что это действительно был сон, от которого скоро все проснулись? Перед моим отъездом все «любители» в складчину мне преподнесли томик стихов Шиллера.

По дороге я видела Кельнский собор, снова была в Берлине, где истратила свои последние деньги на подарки: за извозчика и носильщика в Вильне папа должен был заплатить сам [так как у меня не осталось ни гроша].

* * *

Я снова начала мыкаться и подавать прошения, но теперь уже в разные высшие учебные заведения, и ждать ответа. В Петербурге на Бестужевских курсах мне отказали, в Москве на Герьевских ^[150] — тоже. Но я поехала в Москву, чтобы лично хлопотать о поступлении на высшие курсы. У меня было много времени, я ходила по театрам, по целым ночам простаивала возле кассы Художественного театра; я видела «Бранд» Ибсена, «Гамлет» с Качаловым, «Вишневый сад» Чехова и «Три сестры» с Книппер, «Дядя Ваня» и более модерные — «Осенние скрипки», «У жизни в лапах» ^[151] и др.

По утрам я ходила на утренники и на репетиции всех симфонических концертов. В Синодальном училище ^[152] были прекрасные камерные концерты — трио Шор, Крейн и Эрлих ^[153], и таким образом музыкой и театром я заполняла мучительные дни и вечера ожидания ответа, который должен был решить мою судьбу: остаться в России или вернуться в Лозанну.

Наконец наступил тот счастливый день, когда меня приняли на Высшие женские курсы Полторацкой ^[154]. В 19 лет я себя уже чувствовала старой студенткой, почти «альтерхерр». У меня было «академическое прошлое», в то время как у моих товарок было только гимназическое. Я даже давала советы, как взяться за лекции, какие слушать и какие отложить, а какие можно вообще пропускать.

Первая работа, которую я взяла, была «Дон Жуан в мировой литературе». Потом я писала о гуманизме, о первом психологическом романе «Фиаметта» Боккаччо и, наконец, о Макиавелли. Особенно меня интересовала моя первая тема, потому что она была «блуждающая тема» ^[155], и после нее мне захотелось взять еще несколько тем, которые обошли всю мировую литературу, как Фауст, например, или «Жидовка» ^[156] и др. Но когда я попробовала составить себе список таких тем, я увидела, что нет ничего нового под луной, что все литературные темы были уже кем-то использованы для драмы или оперы («Паяцы», «Травиата» ^[157]), и каждое поколение дает новое толкование и новую форму старой теме.

Следующий семестр я занялась второй частью «Фауста». По дороге в Швейцарию я мельком посетила Франкфурт, была в доме Гете, и это дало мне возможность ближе подойти к духу Гете и к той эпохе, когда он жил и творил. Знание немецкого языка мне очень пригодилось.

Я познакомилась с одним старым профессором, который мне помогал выбором книг и предоставил мне к услугам свою прекрасную личную библиотеку. Мы слушали лекции о Гегеле, мы изучали психологию и литературу — и теперь я была счастлива, что моя подготовка, как домашняя, так и лозаннская, давала мне возможность лучше усваивать все, что для еще зеленых девочек с гимназической скамьи было новыми и трудными науками.