Великие любовницы - Клод Дюфрен Страница 37

Да, действительно, после таких честолюбивых душ и беззастенчивых сердец, какие были у Анны де Писсле, Дианы де Пуатье или Генриетты д’Антраг, кажется, что дышишь чистым воздухом, когда разговор заходит о нежной и ласковой Луизе де Лавальер. От нее исходила какая-то открытость, спонтанность чувств, что привлекало к ней с первого же знакомства. Она никогда не прибегала к кокетству, она была совершенно естественной, и в этом весь секрет ее трагедии. Процитируем еще раз аббата де Шаузи: «Она не была одной из тех безупречных красавиц, которыми часто восторгаются не любя. Она была очень душевна, и кажется, что именно про нее сказал Лафонтен: “В ней грациозности намного больше, чем красы”».

Мнение Шуази тем более нельзя назвать субъективным, что аббат – это ни для кого не было секретом – весьма мало интересовался женщинами. Есть и другое свидетельство, подтверждающее слова этого пастора:

«У нее прекрасная благородная фигура и нечто величественное в походке. В глазах ее читается некая истома, которая сразу же очаровывает тех, у кого сердце не из камня. У нее самые прекрасные и густые волосы в мире. Она нежна, имеет хороший вкус, любит книги и тонко судит о них. Она образованна, предупредительна, терпима, и во всем, что она делает, видно величие. У нее спокойный и ровный характер, она управляет собой так, что многие восхищаются ею и стараются с ней подружиться» ^[69].

Действительно, юная Луиза, не будучи совершенством в классическом понятии красоты, была прелестна. Эта наивность, эта нежность, которой было преисполнено ее сердце, находили свое выражение на ее лице и особенно в ее взгляде. В глазах, в которых все, кто ее знал, видели несравненную мягкость. Она слегка прихрамывала, но этот маленький недостаток ничуть не умалял грациозности ее походки и не мешал ей божественно танцевать.

В 1661 году, когда между ней и королем началась идиллия, увлекшая их в водоворот любви, ей было чуть больше семнадцати лет, детское очарование высвечивало нимб над всем ее поведением, равно как и над чувствами, которыми она проникалась раз и навсегда. Людовик тоже был молод – всего двадцать три года – и тоже еще питал иллюзии молодости. История еще не нарисовала портрет Короля-Солнца, что остался в памяти потомков: политика, интриги, честолюбие еще не сформировали вокруг него тот твердый панцирь, из которого он выходил чрезвычайно редко. Бросившись за своей необычайной судьбой, он еще не был готов сокрушать все, что стояло у него на пути. Короля-Солнца озаряло лишь лицо той, которую он полюбил. Не считая нескольких случайных любовных приключений, Людовик уже встретил свою любовь или, по крайней мере, считал, что встретил, в лице Марии Манчини, племянницы кардинала Мазарини. Из-за того что его вынудили по государственным соображениям отказаться от этой любви, сердце Людовика было ранено, и эта рана оставила глубокий шрам. Его встреча с Луизой де Лавальер случилась очень кстати и смогла восполнить потребность в восхищении, которую испытывают влюбленные, еще не порвавшие окончательно с юношескими мечтами. И именно потому, что она стала юношеской любовью, воспоминания о которой мужчины хранят в потаенных уголках души, Луизе де Лавальер не суждено было стать «королевой сердца», похожей на тех, что были до нее у других королей. От других фавориток ее отличала еще одна особенность: Людовик XIV был ее первым мужчиной, других не было ни до него, ни после… Исключительный случай. Как мы могли уже убедиться, королевские любовницы весьма редко стремились «блюсти себя».

Что касается фавориток, равно как и других любовных связей, которые были у большинства наших королей, читатель, возможно, будет удивлен регулярностью, с которой сменявшие друг друга владыки Франции изменяли своим супругам. Последние же редко платили им той же монетой. Ветреных французских королев можно перечесть по пальцам: три невестки Филиппа Августа, Изабо Баварская, безумная королева Марго… Итог весьма скромный. Конечно же, у Анны Австрийской был соблазн уступить ухаживаниям Бэкингема, а у Марии Антуанетты возможность ответить на страстную любовь Ферсена, но они на это не решились. Что же касается Жозефины де Богарнэ, она изменяла генералу Бонапарту, но оставалась верной императору Наполеону. Поэтому в плане житейской мудрости наши монархини дали много очков вперед своим мужьям. И это вызывает тем большее к ним уважение, что вокруг них гулял ветер распутства. Их родственницы и подруги не были столь совестливыми и не заставляли себя долго упрашивать, дабы предаться удовольствиям плоти. Удовольствиям, которые были вовсе не чужды королям. Впрочем, стоит ли за это осуждать наших монархов? Ведь как в то время заключались королевские браки? В постель принца клали юное создание, которое тот раньше никогда не видел. Часто оно было страшным как смертный грех и с куриными мозгами, не знало обычаев новой родины, монархиней которой оно потом становилось, а иногда не знало даже французского языка. У жениха никто не спрашивал его мнения, и часто ему приходилось ради брака по расчету жертвовать дорогим ему существом. Так было и в случае Людовика XIV и Марии Манчини… Как же в таких условиях мог юный принц, которого женили против его воли, проникнуться любовью к жене? И он продолжал не стесняясь утешаться на стороне. Конечно, со временем между монархом и его супругой возникала определенная нежность в отношениях. Кроме того, поскольку долг повелевал государю «произвести» как можно больше наследников, он продолжал наведываться в постель королевы. Но при этом ее постелью отнюдь не ограничивался.