В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман Страница 37

Через несколько минут я заметил красную ракету, плывущую к земле сквозь дым и тьму слева от нас, сигнал для нас, говорящий о том, что передовые штурмовые части пошли в атаку. Я соответственно скорректировал огонь, чтобы не поразить свои же войска, рванувшиеся вперед к вражеским позициям. Несмотря на наступающий световой день, видимость продолжала ухудшаться, так как дым и облака пыли покрыли наши цели.

Разгневанный враг уже пробудился, и мы оказались под прямым огнем батареи «Максим Горький». Вокруг нас стали рваться снаряды всех калибров, включая морскую артиллерию с боевых кораблей. Не имея возможности ответить, мы могли только сидеть съежившись в своих неглубоких окопах, молясь о том, чтоб уцелеть и переждать этот шквал. Бесчисленные разрывы окружали и, казалось, поглотили наше орудие, воздух был забит шипящей и свистящей над головой шрапнелью. На нас сыпался град из камней и комков земли при взрывах огромных снарядов вблизи нас, выбрасывая вверх черно-коричневые гейзеры, приводя нас от страха в оцепенение. Дрожала земля, в глазах было полным-полно пыли, стало трудно дышать. Мы лежали неподвижно, прижавшись к стенкам траншей, пока камни и грязь поливали наши серо-зеленые шлемы. Руками изо всех сил пытались закрыть уши, крепко сжимали веки изо всех сил, безнадежно пытаясь отогнать неожиданный ужас, обрушившийся на нас.

Один артиллерист из моего расчета, храбро воевавший в прошлых сражениях, вдруг ринулся в дальний угол нашего окопа, сорвал с головы шлем и закричал, заглушая грохот взрывов:

– Я больше не могу!

С пеной у рта и широко раскрытыми от ужаса глазами он вскочил, изо всех сил пытаясь выбраться из окопа. Когда очередной снаряд разорвался возле края нашей насыпи, со свистом посылая вокруг раскаленные добела осколки, я бросился всей своей массой на него и повалил его на землю. Скрипя зубами, царапаясь и бешено сопротивляясь, он пытался вырваться. Быстро поднявшись на ноги, я наотмашь ударил его по лицу и снова обрушился на него. Он лежал без движения, уставившись на меня широко раскрытыми глазами, и я отпустил его, чтобы он поискал себе безопасное место у края окопа. Но он вдруг, будто рехнувшись, одним махом преодолел бруствер, помчался с непокрытой головой сквозь тучи дыма и пыли и исчез в тылу.

Мы опять бросились в укрытие, потому что град снарядов усилился, и уже не ожидали увидеть его живым, пока прижимались к земле, пытаясь спастись от разрывов и осколков снарядов. Потом, тем же вечером, когда пушки умолкли, он опять появился на позиции как ни в чем не бывало, и об этом случае потом никогда не вспоминали.

5-я рота 437-го пехотного полка прорвала оборону врага возле скалы на северной стороне Бельбекской долины. Укрепленные противником, превращенные им в мощную оборонительную точку, ущелья с крутыми стенами обеспечивали врагу защиту от нашего артиллерийского огня. Мой друг Фриц, которого я знал со времени совместной подготовки призывниками в Дармштадте, лежал вместе со своей группой в пункте сосредоточения у скалы. Он вытащил из-за пояса ручную гранату, дернул чеку и швырнул ее во вражеский окоп перед собой. В то же мгновение русский пехотинец дал очередь из автомата, и разрывная пуля пронзила Фрицу руку. Он потерял сознание. Бывшие рядом с ним солдаты рвались вперед сквозь дым и пыль. Придя в себя, Фриц пополз назад, в тыл, чтобы доложить о прорыве вражеской обороны. Его гранатой убило вражеского корректировщика, что позволило пехотинцам в серо-зеленой форме воспользоваться маленькой щелью в советской обороне и стремительно продвинуться вперед, прорывая вражеские оборонительные порядки. Успех в нашем секторе привел к завоеванию нескольких сот метров, а дальше слева наша пехотная рота смогла преодолеть передовые рубежи обороны Бельбекской долины.

7 июня после полудня атака по всему фронту вдоль Бельбекской долины привела к взятию Ольберга, в результате чего наши войска понесли тяжелые потери. Несмотря на это, мы соединились с 22-й пехотной дивизией и стали готовиться к дальнейшему наступлению.

С 8 до 15 июня полк продолжал пробиваться вперед в боях, которые нам дорого обошлись, с жестокими боями брался каждый метр на пути к захвату господствующих Нойхаузских высот. В этот период 213-й пехотный полк получил приказ идти на усиление этой дивизии и вступил в бой на правом фланге. Русские предприняли многочисленные безуспешные попытки прорваться на этом крыле, стремясь отвоевать Ольберг.

На 17 июня было намечено крупное наступление. Артиллерийским батареям были назначены новые цели, и со стороны фронта можно было наблюдать разрывы снарядов в отдельных очагах вражеского сопротивления. В 7.45 дошла новость, что наша пехота взяла опорный пункт «ГПУ». В 8.30 сообщили, что германскими войсками захвачены форты «Сибирь» и «Волга». После часа ожесточенных боев наша пехота прорвала линию обороны, устроенную между примитивными жилищами возле бастиона I, и в 8.45 этот бастион был взят штурмовыми отрядами. В 10.00 также были вынуждены умолкнуть вражеские батареи, располагавшиеся на позициях возле Бартеньевки. В 12.00 наши передовые штурмовые группы продолжали удерживать бастион, отражая мощные контратаки противника. В промежуток времени между 12.50 и 13.15 каждая батарея нашего артиллерийского полка выпустила по «Шишковой» по 80 снарядов. И все равно эти позиции стойко защищались советской пехотой, которая отказывалась уступить даже пядь земли. Солдаты-ополченцы, стремясь удержать бастион, вступали в рукопашный бой в ходе отчаянных советских контратак, и сражение перекатывалось взад-вперед – мы брали позиции, отдавали и вновь отвоевывали. Позиции были устланы телами убитых и умирающих. Ходячие раненые бродили, пошатываясь, ничего не соображая в дыму, охватившего окопы. Отряды противников нераздельно смешались в схватке, стреляя друг в друга, избивая друг друга прикладами и коля штыками. В 14.45 пришло сообщение о том, что форт «Молотов» взят нашими войсками.

641-му дивизиону тяжелой артиллерии было приказано уничтожить форт «Максим Горький I» огнем двух 350-миллиметровых мортир, расположенных в 4 километрах к западу от Ольберга. Их массивные снаряды весом 1000 килограммов каждый доставлялись до казенника орудий с помощью кранов. Мортиры уже применялись ранее во Французской кампании против обороны Люттиха. Снаряды были сконструированы так, чтобы не взрываться при ударе, и оснащены взрывателями замедленного действия, срабатывавшими после того, как снаряд пронзит бетонную стену форта. Вскоре после того, как первые снаряды вылетели из стволов, пришло сообщение от наблюдателей о том, что купол крепости «слетел со своего основания… «Максим Горький» пробит насквозь». Начали взрываться 305-миллиметровые снаряды, хранившиеся внутри этой огромной русской батареи, посылая с бешеной скоростью в небо огромные осколки. Наконец батарея замолкла под покровом облака пыли и дыма.

Саперы и пехотные части штурмовали холм. Внутри бетонного колосса, имевшего в длину 300 метров и ширину 40 метров, его защитники продолжали упорное сопротивление. Когда падение укрепления казалось неизбежным, некоторые защитники предприняли отчаянную попытку прорвать окружение отдельными группами.

Саперы пробивались сквозь оборону с помощью подрывных зарядов, огнеметов и дымовых шашек. После первого разрыва советские войска продолжали отстреливаться из амбразур и щелей в бетоне, но второй взрыв вырвал часть стены. Перед саперами обнажилась огромная пещера, обнажая в деталях сложность структуры крепости. «Максим Горький» уходил вниз на три этажа, это был автономный город со своим водо– и энергоснабжением, госпиталем, столовой и машинными отделениями, с подачей боеприпасов, арсеналами и станками. Все помещения и все входы были ограждены двойными стальными дверями, и, чтобы проникнуть внутрь, надо было вскрывать каждую дверь с помощью подрывных зарядов.