Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан Страница 37

Прежде чем оставить Четырехдневное сражение, полезно привести выводы еще одного писателя:

«Таково было кровавое Четырехдневное сражение, или бой в Па-де-Кале, достопамятнейшее из морских сражений нового времени, – и не по результатам, а по развитию различных фаз его, по ярости сражавшихся, по смелости вождей и по новому характеру, который оно придало морской войне. Более чем всякое другое, это сражение ясно отмечает переход от прежних методов к тактике конца семнадцатого столетия. Здесь мы можем в первый раз проследить, как будто по начертанному плану, главные движения сражавшихся флотов. Представляется совершенно очевидным, что голландскому, как и британскому флотам была дана книга по тактике и свод сигналов; или, по крайней мере, обширные и точные письменные инструкции, заменявшие такой свод. При разборе этого сражения мы чувствуем, что каждый адмирал держит эскадру в своих руках, и что даже главнокомандующий во время сражения распоряжается по своему усмотрению различными подразделениями своего флота. Сравните это сражение с битвами 1652 г., и один ясный факт бросается вам в глаза: за этот период в морской тактике произошла революция.

Таковы были перемены, отличающие войну 1665 г. от войны 1652 г. Как и в предшествовавшую войну, адмирал все еще думает о выгодах наветренного положения, забота об этом не является уже более, с тактической точки зрения, главной, можно сказать, единственной, как это было прежде. Теперь он желает прежде всего держать свой флот в хорошем, сплоченном порядке так долго, как возможно, – чтобы во время сражения сохранить возможность комбинирования движений различных эскадр. Посмотрите на Рюйтера в конце Четырехдневного сражения; с большим трудом он удерживается на ветре английского флота, но тем не менее без колебаний жертвует этим преимуществом, чтобы соединить две части флота, разделенные неприятелем. Если в позднейшем сражении под Норд-Форландом и существуют большие промежутки между голландскими эскадрами; если арьергард впоследствии продолжает удаляться от центра, то Рюйтер сетует на такую ошибку, как на главную причину своего поражения; так говорит он в своем официальном рапорте. Он даже обвиняет Тромпа (бывшего его личным врагом) в измене или трусости – обвинение несправедливое, но тем не менее показывающее, какая огромная важность приписывается с тех пор объединению флота в одно тщательно сохраняемое целое» ^[39].

Эту оценку надо считать справедливой, поскольку она указывает общие цели и направление; но результаты не были так полны, как можно было бы заключить отсюда.

Не прошло и двух месяцев, как английский флот, несмотря на тяжелые потери, понесенные им в Четырехдневном сражении, был уже снова в море, к большому удивлению голландцев; и 4 августа под Норд-Форландом произошла другая жестокая битва, окончившаяся полным поражением голландского флота, отступившего к своим берегам. Англичане последовали за ним и вошли в одну из голландских гаваней, где уничтожили большой флот торговых судов, а также довольно значительной город. К концу 1666 г. обе стороны утомились войной, которая нанесла большой вред их торговле и ослабила их флоты, – к выгоде возраставшего тогда морского могущества Франции. Начались переговоры о мире; но Карл II, настроенный против Соединенных Провинций, уверенный, что усиливающиеся претензии Людовика XIV на испанские Нидерланды разрушат существовавший тогда союз между Францией и Голландией, и полагаясь также на серьезные поражения, понесенные голландцами на море, был слишком притязателен и надменен в своих требованиях. Чтобы оправдать и поддержать эти требования, ему следовало бы сохранять свой флот, престиж которого так поднялся в результате его побед. Но бедность – результат его расточительности и внутренней политики – привела флот в упадок; большое количество кораблей было разоружено; и он с готовностью принял мнение, которое согласовалось с его бедностью и которое должно быть приведено и осуждено здесь, так как оно имело защитников во все периоды морской истории. Вот это мнение, горячо оспаривавшееся Монком:

«Так как Голландия держится главным образом торговлей, так как снабжение ее флота основано на этой торговле, и поскольку по опыту известно, что ничто так не озлобляет народ, как расстройство его торговли, то силы его величества и надлежало бы направить к этой цели, т. е. к действительному унижению наших врагов; этого можно было бы достигнуть с меньшим истощением средств Англии, чем то, которое вызывается ежегодным снаряжением и содержанием каждое лето в море могущественного флота, как это было до сих пор… По этим мотивам король принял роковое решение разоружить свои большие корабли и оставить в море только несколько фрегатов для крейсерства» ^[40].

Следствием этой теории экономного ведения войны был тот факт, что Великий Пенсионарий Голландии де Витт (de Witt), который за год до того велел сделать промер Темзы, послал в эту реку, под начальством де Рюйтера, флот из шестидесяти или семидесяти линейных кораблей, поднявшихся 14 июня 1667 г. до Грэвзенда, уничтожив корабли в Чатаме и на Медвее (Medway) и овладев Ширнессом (Sheerness). Огни пожаров были видны из Лондона, и голландский флот остался обладателем устья реки до конца месяца. Под силою этого удара, последовавшего вслед за большой чумной эпидемией и великим лондонским пожаром, Карл согласился на мир, который был подписан 31 июля 1667 г. и известен под названием Бредского мира. Самым серьезным результатом войны был переход Нью-Йорка и Нью-Джерси в руки Англии, что позволило ей объединить свои южные колонии в Северной Америке с северными.

Прежде чем вернуться к изложению общего хода истории того времени, будет полезно остановиться на той теории, которая имела такие гибельные последствия для Англии в 1667 г., а именно на вопросе о ведении морской войны, главным образом путем нанесения вреда неприятельской торговле. Этот план, требующий содержания только небольшого количества быстроходных крейсеров и могущий опираться на алчность нации, снаряжающей капера без прямых расходов со стороны государства, имеет ту особую привлекательность, которую всегда представляет экономия. Большой вред, наносимый этим путем богатству и благосостоянию, также неоспорим; и хотя его торговые суда могут недостойно прикрываться во время войны иностранным флагом, эта guerre de course, как называют такую войну французы, или это уничтожение неприятельской торговли, как можем назвать ее мы, должно сильно беспокоить иностранное правительство и приводить в уныние его народ, если она ведется успешно. Такая война, однако, не может вестись самостоятельно; говоря военным языком, она должна быть поддерживаема; несущественная и эфемерная сама по себе, она не может вестись далеко от баз. Такой базой должны быть либо отечественные порты, либо какой-нибудь солидный форпост национальной силы на берегу или на море: отдаленная колония или сильный флот. При отсутствии такой поддержки крейсер может только торопливо отходить на небольшое расстояние от дома, и его удары, хотя и болезненные, не могут быть роковыми. Не политика 1667 г., а сильные линейные флоты Кромвеля в 1652 г. заперли голландские торговые суда в их портах и были причиной того, что на улицах Амстердама росла трава. Когда же, наученные страданиями этих лет, голландцы держали в море большие флоты в течение двух разорительных войн, то хотя их торговля сильно страдала, они все-таки вынесли бремя борьбы с соединенными силами Англии и Франции. Сорок лет спустя Людовик XIV, вследствие истощения средств государства, был вынужден обратиться к политике, принятой Карлом II по скупости. Тогда настали дни великих французских каперов Жана Барта (Jean Bart), Форбэна (Forbin), Дюгэ-Труэна (Duguay-Trouin), Дю-Касса (Du Casse) и других. Регулярные флоты Франции были фактически убраны с океана в течение великой войны за испанское наследство (1702–1712). Французский морской историк говорит: