Money. Неофициальная биография денег - Феликс Мартин Страница 37

«Милорд! Без предисловий и лишних слов хочу поделиться с вами, а через вас и с британской публикой подробностями картины, очевидцем которой я стал в последние три дня… Я приехал в одну бедную деревню и крайне удивился, не увидев на улице ни одного человека. Терзаемый любопытством, я решил заглянуть в несколько хижин. То, что предстало моему взору, не поддается описанию на человеческом языке. В первой хижине я увидел шесть изможденных до состояния скелетов существ, по всем признакам мертвых, что, сжавшись в комок, лежали в углу на грязном сене. Содрогаясь от ужаса, я приблизился к ним и по тихим стонам понял, что они еще живы: четверо горящих в лихорадке детей, женщина и тень того, кто когда-то был мужчиной. У меня нет слов, чтобы передать охватившую меня боль. Тем же утром полицейские открыли стоявший по соседству дом, из которого, по словам очевидцев, уже несколько дней никто не выходил. В доме, на земляном полу, они обнаружили два замерзших, обглоданных крысами трупа… В тот же день я видел, как полуживая от голода женщина тащила за собой тело дочери – нагой девочки лет двенадцати; опустив покойницу на землю, она лишь прикрыла тело камнями. В другом доме, расположенном в 500 ярдах от кавалерийской казармы в Скибберине, врач обнаружил семерых несчастных, жавшихся под одним одеялом. Один из них был уже давно мертв, однако остальные не могли даже двинуться с места, чтобы убрать мертвеца».

Это тяжкое обвинение в адрес вполне разумных и в общем-то гуманных людей, совершавших политические ошибки и упрямо придерживавшихся своих интеллектуальных заблуждений. Как ни странно, ужасающие провалы экономической стратегии уходят корнями в идеи Локка, изменившие представление о деньгах. Стоило деньгам с подачи Локка оказаться в Зазеркалье, как традиционный спор о нравственности и безнравственности монетарного общества прекратился. Главный вопрос – «какова степень воздействия денег на механизмы общественной жизни?» – утратил значение, поскольку теперь деньги рассматривались как вещь – безобидный природный фактор. Сторонники новой экономической парадигмы сделали смелое заявление, низведя вопросы моральной и политической справедливости, некогда казавшиеся жизненно важными, до уровня механического применения объективных научных выводов. Разумеется, некоторые из современников отмечали причастность нового экономического мышления к появлению таких чудовищных бедствий, как голод в Ирландии. Так, Бенджамин Джоэтт, глава оксфордского Баллиол-колледжа, годы спустя сказавший: «Я боюсь политэкономистов с тех пор, как один из них заявил, что вряд ли ирландский голод 1848 года убьет больше миллиона человек, и этого будет недостаточно, чтобы серьезно исправить положение», имел в виду Нассау Сениора – профессора политэкономии Оксфорда и одного из авторитетных правительственных советников по вопросам экономической политики, проводимой в Ирландии.

К счастью, подобный взгляд на деньги был не единственным. Как мы уже видели ранее, существовало и другое направление экономической мысли, так и не шагнувшее в Зазеркалье, – направление, сторонники которого никогда не боялись задавать вопросы об этических последствиях идеи универсальной экономической ценности, а также о политико-экономических последствиях, связанных с выбором денежного стандарта. Это направление возникло тогда и там же, когда и где появились сами деньги, – в Древней Греции.