Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин Страница 37

Итак, весной 1874 года молодежь, принявшая программу народничества, отправлялась по железным дорогам из центров в провинцию. У каждого молодого человека был в кармане или за голенищем фальшивый паспорт на имя какого-нибудь крестьянина или мещанина, а в узелке простонародная одежда и несколько революционных книг и брошюр.

Из Петербурга одни двигались на родину или в места, где имелись какие-нибудь знакомые. Многие предпочитали Волгу и Поволжье, где ожидали найти благоприятную почву для революционной деятельности. Другие – на юг, преимущественно в Киев. Были и те, кто считал необходимым предварительно заехать в разные губернские города, где предполагалось установить связи с революционными кружками или представлялся какой-нибудь случай для пропаганды.

В подготовительном периоде на сходках не обсуждался вопрос о пропаганде между уголовниками. Но позже, во время практической работы, некоторые молодые народники заводили знакомство с уголовниками. Полагали, что эти люди тоже бунтари, на свой лад отрицающие существующий строй. Бывало, поначалу революционная пропаганда в этой среде имела успех, и казалось, воры и грабители начинали духовно возрождаться для новой жизни. Но длилось это недолго. Впоследствии, когда политическим приходилось пребывать в тюрьме вместе с уголовниками, наступало окончательное разочарование в такого рода преступниках.

Вопрос о значениях сект не раз поднимался на собраниях, но не получил определенного решения. Сторонники деятельности в среде сектантов встретили противодействие. Было решено, что необходимо работать с подавляющим большинством крестьян, а не в узком и специфическом кругу сектантов. Также не имели успеха сторонники деятельности среди военных: революционеры считали более целесообразным действовать на массы. Исходили из того, что когда восстанет весь народ, то и войска пойдут за ним.

Чайковцы, в основном, избрали путь в родные места. Кружки Ковалика и отчасти Лермонтова отправились в Поволжье, причем некоторые из них заезжали в Пензу, кружок Каблица направился в Киев. Несколько пропагандистов из кружка Голоушева поехали в отдаленный Оренбургский край, на свою родину. Из Киева и Одессы пропагандисты разбрелись по югу России, преимущественно по Киевской, Подольской, Екатеринославской губерниям, и доходили даже до Крыма. Некоторые направились в Полтавскую и Черниговскую губернии.

Голоушинцам предложили отправиться восточнее Оренбурга, в Сибирь, но они не решились забираться так далеко. Объяснение было резонным: «Здесь мы нужнее, а там мы еще будем». И хотя на этот раз Сибирь осталась вне влияния пропагандистов, уже через недолгое время этот пробел был заполнен: туда были направлены многие осужденные на ссылку.

Таким образом, летом 1874 года народники рассыпались по обширному пространству, за исключением Кавказа и самых северных губерний. Начало этого движения не произвело никакого впечатления на российское общество. На просторах одной лишь Европейской России даже несколько сотен пропагандистов терялись, как ничтожная малость. Это были капли в народном море. Да и заниматься агитацией им приходилось осторожно, чаще всего проводя общую рекогносцировку. Поэтому их деятельность оставалась неизвестной широким слоям населения до тех пор, пока не начались многочисленные аресты. Посторонний глаз не замечал революционеров в селах.

Они первым делом старались подыскать опорные пункты для своей дальнейшей деятельности. Здесь можно было бы поселиться (так называемые оседлые пропагандисты). Или отсюда можно было совершать вылазки в народ (летучие пропагандисты). Многие сравнительно легко находили такие убежища в домах родных или знакомых, чаще всего в помещичьих усадьбах, квартирах учителей и медицинского персонала. Кто не мог устроиться сам, тому помогали другие посредством рекомендательных писем. Некоторые кружки устраивали с этой целью кузницы и другие мастерские.

Войнаральский был убежден, что эти пункты имеют большое значение для развития в народе революционной деятельности. Он составлял план их устройства на всем обширном пространстве России и приступил к практическому осуществлению этого плана в районе Поволжья. Владея сетью пунктов, революционеры, по его мнению, могли приступить к устройству областных организаций крестьян.

Выбор этих южных районов для революционной пропаганды среди крестьян был не случаен. Предполагалось, что в этих краях все еще бродит мятежный дух Степана Разина и Емельяна Пугачева. Однако эти представления о донской и волжской вольницах оказались иллюзией.

(Подобные примитивные представления о каком-то биологически наследственном «народном духе» сохраняются до сих пор, хотя множество убедительных примеров из истории разных народов им противоречит. Решающее влияние на общественное сознание оказывают текущие события (войны, природные катастрофы, неурожаи), социально-экономические факторы, уровень образования. Духовный мир человека изменчив, так же как народные традиции. Подавляющее большинство населения любой страны стараются приспособиться к окружающей природной и социальной среде.)

Главным пунктом в Поволжье Войнаральский избрал Саратов. Здесь на его средства была открыта сапожная мастерская, где работал настоящий специалист, помощниками у которого были молодые революционеры. В этой мастерской находились, между прочим, склад изданий типографии Мышкина и собрание фальшивых печатей и паспортов. В предполагаемую сеть пунктов Войнаральскому удалось внести несколько постоялых дворов и частных домов как в городах, так и в деревнях. Успешной была его деятельность и в Самарской губернии.

«На первое время пункты, устроенные Войнаральским и другими деятелями, – писал Ковалик, – имели значение в смысле притонов, в которых мог останавливаться каждый революционер по пути в народ. В то же время они облегчали переписку и всякие вообще сношения между революционерами. Повышенное настроение, в котором главным образом черпали свои силы пионеры русской революции, требовало общения их между собою и могло поддерживаться только общением. В тех случаях, когда пропагандисты забирались в глушь и временно были отрезаны от остального мира, деятельность их заметно ослабевала и оживлялась после свидания с лицами, вновь прибывшими из центров. Так было, между прочим, с людьми, уже не юными, поселившимися в Николаевске Самарской губернии… Впоследствии пункты облегчили поимку революционеров, но эта вредная для них сторона пунктов была сравнительно менее важна и нисколько не опровергает сказанного выше».

Как бы кто из революционеров ни смотрел на значение пропаганды, все они в большей или меньшей степени ею занимались. Одни из них предпочитали проходить из села в село по избранному ими более или менее обширному району, другие действовали набегами из своих убежищ, третьи старались занять какое-либо определенное положение в деревне или проживали у кого-нибудь из местных жителей и круг своей деятельности ограничивали сравнительно небольшими пределами.