Александр I - Анри Труайя Страница 37

Наполеон выезжает навстречу другу и, заметив кортеж карет, спешивается. Царь выходит из коляски. Они, как и в Тильзите, по-братски обнимаются. По знаку Наполеона конюх подводит Александру коня, покрытого чепраком из шкуры белого медведя, – подарок хозяина гостю. В Эрфурт оба монарха въезжают верхом, держась рядом, под гром пушечного салюта и перезвон колоколов. Александр в темно-зеленом мундире русского генерала, Наполеон в мундире стрелков французской гвардии. Несметные толпы любопытных приветствуют их криками восторга. Для царя приготовлен самый роскошный дом города. Дни проходят то в частных беседах, то в публичных церемониях. Императоры неразлучны. Вместе они посещают казармы французских войск, вместе наблюдают в зрительные трубки за маневрами армий, вместе объезжают поле сражения при Йене, где была разгромлена столь дорогая сердцу Александра Пруссия, вместе присутствуют на балу в Веймарском замке, где царь танцует с дамами, а Наполеон, неподвижно стоя у колонны, следит за ним с выражением иронической доброжелательности на лице; вместе принимают королей Баварии, Вестфалии, Вюртемберга и других царствующих князей Германии, поспешивших сюда, чтобы почтительно предстать перед взором своего повелителя. Все эти мелкие властители пресмыкаются перед тем, кто держит в руках их судьбу, и никто из них и не думает взбунтоваться против унижений, которым он их подвергает. Он дозволяет им держать «пикет из десяти гвардейцев, но ни одного кавалериста». Право иметь кавалерию сохраняется только за императорами. На одном официальном собрании король Максимилиан-Жозеф осмелился повысить голос, и Наполеон тут же его обрывает: «Замолчите, король Баварии!» Сам Гете, вызванный в Эрфурт, склоняется перед Наполеоном, за что удостаивается креста ордена Почетного легиона. Вечером обедают у Наполеона, потом отправляются в театр. Лучшие актеры Французской комедии выступают на сцене перед «партером королей и князей». «Перед грядкой», – вносит поправку какой-то остряк. И неясно, где же разыгрывается спектакль – на сцене или в зале. Царь усиленно лорнирует актрису Антуанетт Бургуен, прозванную «Богиней радости и наслаждений», и доверяет Наполеону свой интерес к этой бойкой юной особе. Император французов отвечает: «Не советую вам иметь с ней дело». – «Вы думаете, она откажется?» – обеспокоенно спрашивает царь. «О нет! – усмехается Наполеон. – Но завтра во Францию отправляется почтовая карета, и через пять дней весь Париж будет знать в деталях, как сложены Ваше Величество… Кроме того, я пекусь о вашем здоровье и хотел бы, чтобы вы побороли это искушение». И царь благоразумно обуздывает свои любовные порывы. Во вторник 4 октября 1808 года, играя в «Эдипе» Вольтера, Тальма с особым чувством произносит реплику: «Дружба великого человека – благодеяние Богов». При этих словах Александр встает и пожимает руку Наполеону, сидящему рядом с ним в ложе. Публика устраивает императорам овацию. Императоры раскланиваются. Так с какой же стороны рампы находятся исполнители главных ролей в этом театральном действе? Александр пишет сестре Екатерине: «Бонапарт принимает меня за глупца. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. А я уповаю на Бога».

В действительности за этими блестящими внешними демонстрациями взаимного согласия кроются все возрастающие острые разногласия. Любопытно, что поощряет царя не делать уступок Наполеону не кто иной, как Талейран, который служит своему господину весьма коварным способом. Отведя Александра в сторону, он говорит ему: «Государь, зачем вы сюда приехали? Вам предстоит спасти Европу, и вы достигнете этого, лишь ни в чем не уступая Наполеону. Французский народ цивилизован, а его государь нет. Русский государь цивилизован, а его народ нет. Следовательно, русский государь должен стать союзником французского народа. Рейн, Альпы, Пиренеи – завоевания Франции, все прочее – завоевания императора, Франция ими не дорожит». Речи Талейрана укрепляют в Александре, уже в Эрфурте предвидевшем неизбежность падения наполеоновской империи, недоверие к Наполеону. А Талейран идет еще дальше по пути предательства и советует Александру не возражать против военных приготовлений Австрии, военная поддержка которой пригодится ему в случае новой войны с Наполеоном.

Во время первых же бесед с Александром о европейских делах Наполеон убеждается, что Александр далеко не так «мягок», как в Тильзите. Торопясь послать в Испанию войска, находившиеся в Пруссии, Наполеон пытается добиться от царя твердого обещания выступить против Австрии, но Александр под разными предлогами уклоняется от прямого ответа. Споры затягиваются, ожесточаются. Наполеон жалуется Коленкуру: «Ваш император Александр упрям, как мул. Он глух ко всему, чего не хочет слышать. Дорого же мне обходятся эти проклятые испанские дела!» Во время одного особенно бурного объяснения Наполеон швыряет на пол треуголку и в бешенстве топчет ее. Не испугавшись этого взрыва корсиканского темперамента, Александр с улыбкой наблюдает за ним и спокойно произносит: «Вы вспыльчивы, а я упрям. Гневом вы ничего от меня не добьетесь. Давайте беседовать, рассуждать, иначе я ухожу», – и направляется к двери. Наполеон остывает, удерживает его, и беседа возобновляется в спокойном тоне.

Но роли меняются, когда Александр требует от Наполеона, в доказательство его мирных намерений, вывести войска из Пруссии. Тут упирается Наполеон. «И это мой друг, мой союзник, – в сердцах восклицает он, – предлагает мне оставить единственную позицию, откуда я мог бы угрожать Австрии с фланга, если она нападет на меня, когда мои главные силы будут находиться на юге Европы, за четыреста лье от австрийской границы!» И говорит своим приближенным, склоняющим его к уступчивости: «Вы предлагаете мне выход, приемлемый для слабых. Если я на это соглашусь, то очень скоро вся Европа станет обращаться со мной, как с мальчишкой!»

С большим трудом достигают компромисса. Наполеон признает присоединение к России Молдавии и Валахии при условии согласия на это Порты. В обмен Александр обещает ему выступить против Австрии в случае, если эта могущественная держава первой начнет военные действия. Одновременно Александр заверяет барона Винцента, посланника Вены в Эрфурте, в чисто формальном характере этого обязательства. Так императоры обманывают друг друга, официально объявляя, что удовлетворены прочностью союза. На одной из встреч Александр замечает, что забыл шпагу. Наполеон преподносит ему свою. Александр с блестящими от притворной благодарности глазами восклицает: «Я принимаю ее в знак нашей дружбы… Я никогда не обнажу ее против Вашего Величества». Наполеон пишет Жозефине: «Все идет хорошо. Я доволен Александром, он должен быть доволен мной. Будь он женщиной, я, наверное, влюбился бы в него».

Решено также обратиться к Англии с совместным письмом, призывающим к миру. Излишне прямолинейного Петра Толстого заменит новый русский посол в Париже князь Александр Куракин, обещающий быть более сговорчивым. На деле же он, по словам Ростопчина, «глупец, вроде немецкого князька, изгнанного из своих владений, или же идола дикарей».

Наконец Наполеон поручает Талейрану довести до сведения царя, что он собирается развестись с Жозефиной и просить руки одной из русских великих княжен, «чтобы укрепить деяния и династию императора новым брачным союзом». Царь давно уже предупрежден о матримониальных планах своего «друга». Великая княжна Екатерина, единственная из сестер императора, достигшая брачного возраста, не прочь стать французской императрицей. «Я считаю, что она очень хорошо с этим справится, – пишет императрица Елизавета матери. – Ей нужен муж и нужна свобода, хотя я сомневаюсь, что она обретет ее в замужестве». Но Александр никогда не согласился бы отдать свою любимую сестру на съедение Минотавру. Одна только мысль о том, что русская великая княжна заменит в постели Наполеона потаскушку Жозефину, приводит его в содрогание. Он также представляет себе, каким будет негодование матери и всего двора. Однако не выдает своих чувств и говорит Талейрану: «Если бы дело касалось только меня, я бы охотно дал свое согласие, но его недостаточно: моя мать сохранила над своими дочерьми власть, которую я не в праве оспаривать. Я могу попытаться воздействовать на нее; возможно, она согласится, но я за это не поручусь. Мною руководит истинная дружба к императору Наполеону, и мои слова должны его удовлетворить».