Русские диверсанты против "кукушек" - Виктор Степаков Страница 37

Случались у нашей группы и походы с дневкой на льду Онежского озера. Так было в феврале 1943 года, когда мы получили задание на разведку района южнее Петрозаводска. В этом походе группа была обнаружена во время дневки на льду озера и подвергалась обстрелу и бомбежке с вражеских самолетов. Вечером мы повернули обратно. Я был ранен осколком бомбы в бедро (слепое ранение), но прошел самостоятельно на лыжах до своей базы в поселке Шала, что в Пудожском районе. Ребята взяли у меня весь груз и автомат ППШ и я, работая в основном лыжными палками, сумел преодолеть более 60 км и добраться до медпункта базы».

Воспоминания А. Архиповой, бывшей медсестры отряда «Станинец», дополняют рассказ о трудностях партизанских походов:

«Помню, возвращались на базу после очередного рейда по тылам. Группа была до предела измотана. От голода нас шатало. И тут в пути мы наткнулись на группу командира Цветкова. Они были все перебиты. Мы осмотрели — ни одной живой души. А среди тел погибших лежит весь в крови вещевой мешок с сухарями. Мертвое — мертвым, живое — живым. Развязали мы мешок — на наше счастье, он был не заминирован — стали делить то хлебно-кровавое месиво. Поручили это делать мне. Я извлекла ту размокшую от крови наших товарищей сухарную труху и, скрепя сердце, выдавала каждому бойцу по ложке…» [189].

Сама А. Архипова в одном из последних рейдов отряда, при нападении на немецкий гарнизон 307-го полка 163-й пехотной дивизии, на реке Нарускийоки, была тяжело ранена, но сумела самостоятельно выйти за линию фронта, преодолев расстояние в 140 (!) километров.

Очередная активизация партизанского движения на территории Карелии и Заполярья началась летом 1943 года в период, когда развернулась знаменитая Курская битва и общее наступление Красной Армии на Левобережной Украине.

1 июля 1943 года заместитель начальника Центрального Штаба партизанского движения полковник госбезопасности Бельченко и начальник разведотдела полковник Анисимов направили начальнику Карельского штаба партизанского движения Вершинину распоряжение, в котором, в частности, отмечалось, что:

«Разведывательные сводки, представляемые Вами в ЦШПД, имеют существенные недостатки, заключающееся в том, что разведданные по одному и тому же вопросу разбросаны по всему тексту сводки и, чтобы сопоставить и анализировать данный вопрос на это тратится время совершенно непроизводительно» [190].

Следует заметить что протоколы допросов финских военнопленных в большинстве случаев представляют собой итоговое резюме сведений, которое направлялось прежде всего в штаб партизанского движения и в разведывательный отдел Карельского фронта с 1942 по 1944 год. В этих документах есть некоторые неточности при изложении отдельных фактов, например, обстоятельств пленения, искажения указывавшихся имен и фамилий, географических названий. Это происходило потому, что из всех протоколов, имеющихся в нашем распоряжении, около 10 процентов было составлено в форме «вопрос — ответ», но нас сейчас интересует сам характер добывавшихся сведений.

Пристально рассматривая протоколы допросов и опросные листы финских военнопленных, можно выделить некоторые различия между ними, несмотря на то, что эти документы на первый взгляд очень похожи. Протоколы первичных допросов выдают стремление допрашивавших выявить какие-либо сведения о составе действующих воинских формирований, особенно о командном составе, о номерах почтово-полевых служб. В свою очередь, опросные листы и учетные дела были направлены на более обширное установление военных характеристик гарнизонов и вооружения военных частей, дислокации подразделений армии и военных учебных центров. При этом повышенный интерес проявлялся к транспортным коммуникациям и системе их охраны, материальному обеспечению армии (например, вещевое и денежное довольствие, нормы питания), к распорядку дня в гарнизонах и воинских подразделениях, а также к моральному состоянию армии, например, часты ли случаи дезертирства.

Особую группу составляли вопросы, касающиеся взаимоотношений между финскими и немецкими солдатами, отношение гражданского населения Финляндии к немецким войскам, отношение местного населения к советско-финляндской войне. Эту информацию собирали, прежде всего, для того, чтобы использовать в пропагандистских листовках и радиовыступлениях, рассчитанных на финских солдат, находящихся на фронте.

Помимо этого, немаловажное значение придавалось уточнению сведений о местонахождении лагерей для советских военнопленных на территории Финляндии и Карелии, выявлению различий между немецкими и финскими лагерями при содержании советских военнопленных, выявлению случаев издевательств над военнопленными, характера работ, на которых они используются. Постоянно пытались выявить предателей из бывших военнослужащих Красной Армии и лиц, сотрудничающих с оккупационными властями. Военные следователи интересовались также мнением пленных о действиях партизан и контрмероприятиях финской (немецкой) армии против партизанских отрядов.

Необходимо также отметить, что темой некоторых допросов явилось стремление выяснить возможность подготовки Финляндии к химической войне. Разведывательный отдел Карельского фронта интересовало, имеются ли на вооружении финской армии отравляющие вещества. Это было связано с имевшимися в распоряжении Генштаба РККА сведениями о подготовке Германии к проведению химических атак на восточном фронте в 1942-44 годах.

Вопрос о возможном применении боевых отравляющих веществ впервые был затронут послом СССР в Англии И. Майским [191]еще в марте 1942 года в беседе с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем. Во время встречи представитель Советского Союза отмечал, что немецкие войска во время весеннего наступления 1942 года могут использовать ядовитые газы против частей Красной Армии. В дальнейшем этот вопрос неоднократно поднимался в переписке У. Черчилля с И. Сталиным в марте-апреле 1942 года. Премьер-министр Великобритании заверил СССР, что его страна создала «колоссальные запасы газовых бомб» и готова применить химическое оружие против Германии как ответную меру в случае использования последней отравляющих веществ против СССР. Англия также заявила о готовности выступить с публичным предупреждением Третьему Рейху по этому вопросу, что, по мнению Черчилля, могло бы удержать немцев от подобных действий [192].

В ответном письме от 29 марта 1942 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР И. Сталин сообщил, что по данным СССР, Финляндия также готова к ведению химической войны против Советского Союза и предложил Великобритании сделать аналогичное предупреждение финнам. Черчилль ответил согласием [193].