Ордынское иго и становление Руси - Вольдемар Балязин Страница 37

Смерть Василия Ивановича

В монографии «Россия на пороге Нового времени» профессор А. А. Зимин писал: «По Воскресенской летописи, великий князь приказал „государство дръжати“ Елене Глинской до совершеннолетия его сына. По Летописцу начала царства Василий III якобы благословляет Ивана мономаховым венцом и призывает к борьбе с „неверными“, как бы „провидя“ коронацию 1547 г. и присоединение Казани. Летописная повесть лишена интересных подробностей фактического характера.

Итак, 21 сентября 1533 г. великий князь Василий Иванович всея Руси с Еленой Глинской и обоими сыновьями отправился помолиться в Троицкий монастырь, где 25 сентября отмечалась „память“ Сергия Радонежского. Отсюда он с семьей выехал „на свою потеху“ в село Озерецкое, расположенное на Волоке. Василий III предполагал побывать на охоте еще в августе, но набег отрядов Ислама нарушил его планы. И вот во время поездки на Волок „явися у него мала болячка на левой стране на стегне (бедре. – А. 3.) на згибе, близ нужного места з булавочную голову, верху же у нея несть, ни гною в ней несть же, а сама багрова“. А. Е. Пресняков (со ссылкой на врача А. С. Соловьева) считал, что у Василия III был периостит.

Почувствовав себя плохо, великий князь отправился в троицкое село Нахабно (Нахабино) Московского уезда. Отсюда, „обдержим болезнью“, на праздник Покрова (1 октября) он поехал „в Покровское в Фуниково“. Здесь он пробыл два дня, а затем направился в Волоколамск. В воскресенье, б октября, тверской и волоцкий дворецкий любимец великого князя И. Ю. Шигона дал для Василия III пир. На следующий день наступило ухудшение, болезнь усилилась, и великий князь только „великою нужею доиде до мылни“ (бани) (после этого болезнь все усиливалась. Его везли с остановками в монастырях сорок дней и лишь 16 ноября привезли в Москву. – В. Б.)…

Чтобы не производить смятения среди жителей столицы и находившихся там иноземцев и послов, решено было в Москву въехать тайно. 21 ноября Василий Иванович приехал в Воробьево, где пробыл два дня. Сюда из столицы встречать Василия III выехали митрополит Даниил, епископы Вассиан Коломенский и Досифей Крутицкий, а также князья И. В. Шуйский, М. С. Воронцов, казначей П. И. Головин и многие дети боярские. 23 ноября Василий III наконец въехал в Кремль. В тот же день состоялось новое совещание, в котором участвовали сначала трое бояр – В. В. Шуйский, М. Ю. Захарьин, М. С. Воронцов, а также тверской дворецкий И. Ю. Шигона, казначей П. И. Головин, дьяки М. Путятин и Ф. Мишурин. Заседание происходило в присутствии князя Андрея Ивановича. Затем в „думу“ были допущены также князья М. Л. Глинский, И. В. Шуйский и М. В. Тучков. Прибыл в Москву вскоре и князь Юрий Иванович. Именно тогда составлена была духовная грамота великого князя, содержавшая распоряжения о судьбе престола.

Текст завещания Василия III не сохранился. Но мы можем основные контуры его представить как по летописному рассказу, так и по духовной Ивана IV и по некоторым дополнительным материалам. Предсмертные распоряжения Василия III сводились к следующему. Наследником престола объявлялся старший сын великого князя трехлетний Иван Васильевич. Боярам было объявлено от имени великого князя: „Приказываю вам своих сестричичев князя Дмитрия Феодоровича Белского з братиею и князя Михаила Лвовича Глинского, занеже князь Михаило по жене моей мне племя, чтобы есте были вопче, дела бы есте делали заодин“. Опекунами малолетнего наследника, следовательно, назначались князья Дмитрий Вельский и Михаил Глинский. Позднее имя князя Д. Ф. Вельского было изъято из состава опекунов, а в Воскресенской летописи редакции 1542-1544 гг., составленной во время правления Шуйских, летописец ограничился тем, что вложил в уста умирающего великого князя обращение к боярам: „Приказываю вам княгиню и дети своя“. Опекуншей же якобы назначена была сама Елена Васильевна („великой княгине приказывает под сыном своим государьство дръжати до возмужениа своего“). Младший сын Василия III Юрий пожалован был Угличем, а верный великому князю Андрей Старицкий получил в „прибавку“ Волоколамск (ведь и женат он был на дочери одного из бояр волоцких князей).

В ночь с 3 на 4 декабря 1533 г. великий князь всея Руси Василий Иванович скончался».

Н. М. Карамзин о Василии III

«Государствование Василия казалось только продолжением Иоаннова. Будучи, подобно отцу, ревнителем самодержавия, твердым, непреклонным, хотя и менее строгим, он следовал тем же правилам в политике внешней и внутренней; решал важные дела в Совете бояр, учеников и сподвижников Иоанновых: их мнением утверждая собственное; являл скромность в действиях монархической власти, но умел повелевать; любил выгоды мира, не страшась войны и не упуская случая к приобретениям важным для государственного могущества; менее славился воинским счастием, более опасною для врагов хитростию; не унизил России, даже возвеличил оную, и после Иоанна еще казался достойным самодержавия.

Василий стоит с честию в памятниках нашей истории между двумя великими характерами, Иоаннами III и IV, и не затмевается их сиянием для глаз наблюдателя; уступая им в редких природных дарованиях – первому в обширном, плодотворном уме государственном, второму в силе душевной, в особенной живости разума и воображения, опасной без твердых правил добродетели, – он шел путем, указанным ему мудростию отца, не устранился, двигался вперед шагами, размеренными благоразумием, без порывов страсти и приблизился к цели, к величию России, не оставив преемникам ни обязанности, ни славы исправлять его ошибки; был не гением, но добрым правителем; любил государство более собственного великого имени и в сем отношении достоин истинной, вечной хвалы, которую не многие венценосцы заслуживают. Иоанны III творят, Иоанны IV прославляют и нередко губят; Василии сохраняют, утверждают державы и даются тем народам, коих долговременное бытие и целость угодны провидению.

Василий имел наружность благородную, стан величественный, лицо миловидное, взор проницательный, но не строгий; казался и был действительно более мягкосердечен, нежели суров, по тогдашнему времени. Читая письма его к Елене, видим нежность супруга и отца, который, будучи в разлуке с женою и с детьми, непрестанно обращается к ним в мыслях, изъясняемых простыми словами, но внушаемыми только чувствительным сердцем. Рожденный в век еще грубый и в самодержавии новом, для коего строгость необходима, Василий по своему характеру искал середины между жестокостию ужасною и слабостию вредною: наказывал вельмож, и самых ближних, но часто и миловал, забывал вины. Умный боярин Беклемишев [Иван Никитич] заслужил его гнев; удаленный от двора, жаловался на великого князя с нескромною досадою; находил в нем пороки и предсказывал несчастия для государства. Беклемишева судили, уличили в дерзости и казнили смертию на Москве-реке; а дьяку Федору Жареному отрезали язык за лживые слова, оскорбительные для государевой чести. Тогда не отличали слов от дел и думали, что государь, как земной Бог, может наказывать людей и за самые мысли, ему противные! Опасались милосердия в таких случаях, где святая особа венценосца могла унизиться в народном мнении; боялись, чтобы вина отпускаемая не показалась народу виною малою».