Не Сволочи., или Дети-разведчики в тылу врага - Теодор Гладков Страница 37

Клавдия Антоновна Азарова увидела на улице Ленина лежащую женщину — молодая или старая, сразу и не поняла, лицо сплошной кровоподтек, глаза закрыты, из уголков рта стекала розовая слюна… Платье на женщине было изорвано, нижнее белье отсутствовало. Все тело тоже было покрыто синяками, на грудях — следы укусов и небольшие круглые ожоги — такие оставляют запекшиеся на коже горящие сигареты… И еще ужаснуло — женщина явно была подвергнута грубому и многократному насилию. Азарова откинула с лица почти бездыханной жертвы пряди слипшихся русых волос и не удержалась от крика:

— Господи, Оленька! Что же с тобой эти ироды сделали!

Да, то была Оля Мартынова, молодая учительница из деревни Заболотье, одна из разведчиц, действовавших в районе, та самая «Весна», что совсем недавно ходила в тогда еще оккупированный Киров и Жиздру.

Лишь позднее стало известно, что Ольгу Мартынову задержал в Людинове полицейский Орлов. Этот мерзавец за что-то с давних пор ненавидел девушку и, видимо, подозревал, что она связана с партизанами. Завидев ее в городе, Орлов решил, что она неспроста заявилась сюда не в базарный день, остановил и препроводил в полицию. При обыске у Оли ничего не нашли, какую-либо связь с партизанами или подпольщиками она отрицала, и обозлившиеся полицаи выместили на беззащитной девушке свою досаду.

Самое ужасное заключалось в том, что Олю Мартынову убили не как оно бывает на войне, когда враг уничтожает в бою своего заведомого и тоже вооруженного противника, а просто так, в сущности, ни за что, лишь бы поглумиться, отдаться низменным побуждениям, отнять самым мучительным и гнусным образом жизнь — беспричинно и безнаказанно. Такое могло в оккупированном городе в любой день и в любой час случиться с каждой и каждым. И случалось. И не единожды…

Азарова знала Олю с давних, довоенных времен, более того, это по ее рекомендации девушку привлекли к разведывательной работе. Потому еще с такой болью восприняла Клавдия Антоновна трагедию с Олей, словно была в том ее личная вина…

Оля и ходила-то в Людиново из своего Заболотья потому, что сама связи с отрядом не имела и собранную информацию передавала через Азарову или Марию Лясоцкую, через них же, как правило, получала и очередные задания. Полицай Орлов был не только негодяем, но и дураком — если бы он незаметно проследил за молодой учительницей, а не кинулся ее задерживать, мог бы зацепить какую-то ниточку, ведущую к подполью.

Не знать о том, что грозит им в случае ареста, подпольщики не могли. Из встреч со многими бывшими партизанскими разведчиками авторы знают, что между собой никогда не рассуждали о том, как поведут себя, если окажутся в пыточной камере наедине с палачами. То была запретная тема. Никто не может сказать наперед, как поведет себя под мучительными, изощренными пытками. Потому-то и существует первая и самая главная заповедь в разведке — знать только то и ровно столько, что необходимо для выполнения задания. Чтобы в случае провала, если и сломают тебя на допросах и развяжут язык, ущерб был минимальный.

Профессиональные разведчики-нелегалы всегда готовы к задержанию, и допросам, на этот случай им заранее даны необходимые инструкции и выработана тактика поведения, причем в нескольких вариантах. Профессиональным разведчикам нет смысла просто отпираться, все отрицать с порога, дескать, произошла ошибка, знать ничего не знаю и не ведаю. Потому что они прекрасно понимают: их, нелегалов-профессионалов, контрразведка противника никогда не арестовывает случайно либо по одному лишь подозрению. Их задерживают только когда располагают неопровержимыми уликами и доказательствами. Часто вообще не задерживают, позволяют работать, но под «колпаком». К тому же к профессионалам по ряду чисто профессиональных же соображений крайне редко применяют грубое физическое воздействие, не из гуманности, разумеется, а из целесообразности. К ним применяют принципиально иные методы воздействия, чтобы склонить к сотрудничеству.

Как бы то ни было, людиновские подпольщики и подпольщицы прекрасно знали, на что шли, они не обманывали себя, не рассчитывали на традиционное русское «авось пронесет». Они пришли в подполье, чтобы бороться с врагами своего государства, своего народа, своей семьи, близких и друзей, себя лично, наконец. Пришли, чтобы бороться и побеждать, но готовы были и к худшему… Как готов к этому каждый солдат накануне боя.

По счастью, по молодости мысли о собственной смерти, даже вполне реальной, легко отторгаются и не отравляют сознание дурными предчувствиями и ожиданиями, от которых у человека в более зрелом возрасте порой опускаются руки, а самообладание может уступить место безысходности и отчаянию. Бурная молодая энергия, помноженная на сознание своего долга, требует выхода в поступках и действиях. И неудивительно, что занимаясь тихим делом — разведкой, ребята не могли удержаться от того, чтобы при случае не устроить хоть и маленькую, но диверсию.

К примеру, Шура Лясоцкий и Толя Апатьев обнаружили, что обыкновенная баня при городской больнице превращена немцами, чрезвычайно и обоснованно опасавшимися всяческих инфекционных заболеваний и, следовательно, того, что на языке медиков называется педикулез, а если попросту — вшивость, в самый настоящий военный санпропускник. Через него в обязательном порядке (исключений не делалось ни для кого) прогонялись все подразделения, следующие через Людиново на фронт, и особенно тщательно солдаты, отводимые с передовой на отдых, переформирование или перебрасываемые на другие участки. При бане, естественно, был устроен склад чистого обмундирования и белья.

Конечно, в те дни, когда в баню доставляли очередную роту, или хотя бы взвод, и речи быть не могло, чтобы сунуться сюда, но в «пустые» дни и по ночам санпропускник и склад фактически не охранялись, и ребята решили, что совершить здесь диверсию особого труда не составит.

Чтобы немцы не заподозрили, что пожар вызван поджогом, ребята решили устроить в помещении короткое замыкание, с чем Анатолий Апатьев», уже овладевший многими маленькими хитростями профессии электромонтера, успешно и справился.

Санпропускник и склад — а ребята выждали некоторое время и устроили замыкание в ночь, последовавшую за днем, когда сюда завезли два грузовика с бельем и новым обмундированием — сгорели полностью.

Немцы провели следствие, их специалисты быстро выяснили, что пожар возник из-за замыкания в изношенной, старой электропроводке. Виновников, естественно, не обнаружили, потому как и не искали.

В очередном донесении об этом эпизоде было упомянуто всего двумя строчками:

«В ночь с 5 на 6 мая уничтожен склад с обмундированием и санпункт обработки немецких войск. «Орел».

К весне 1942 года уже отлаженно действовала вторая городская подпольная группа, впоследствии получившая название «врачебной». Примечательно, что о прямой связи Азаровой с партизанским отрядом знала — и то не с первых дней — лишь Олимпиада Зарецкая. Еще две медсестры — Мария Ильинична Белова и Евдокия Михайловна Апатьева (мать Анатолия), а также оба военнопленных врача: Лев Михайлович Соболев и Евгений Романович Евтеенко о том только догадывались. Однако это не мешало всем им признавать негласное старшинство Азаровой, как нечто само собой разумеющееся.