Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800 - Александр Чудинов Страница 37

Французские войска были приведены в состояние повышенной боевой готовности не только в Дамьетте, но и по всему побережью. 27 октября генерал Мену доложил: «В ожидании мы держимся настороже и внимательно следим от Дамьетты до Марабу за всеми перемещениями туда и обратно англо-турецких крейсеров. Возможно, они могут в некоторые пункты прилететь, словно ветер, но, надеюсь, мы заставим их упасть, словно град». День спустя Мену подтвердил: «Все готовы выступить, если англо-турки будут угрожать какому-либо из пунктов на побережье. У меня есть 115 чел. из 15-го драгунского полка, 230 чел. из батальона 18-й [полубригады] и батальон 69-й [полубригады]. Но я предполагаю, что дым обойдется без огня. Они, возможно, испытывают больше трудностей, чем мы».

Если возле Александрии и Розетты дело и вправду ограничилось лишь демонстрациями, то близ Дамьетты неприятель быстро перешел к активным действиям. Находившийся в военном лагере возле форта Лесбе генерал Вердье сообщил главнокомандующему, что 29 октября три вражеских корабля приблизились к устью Нила, вынудив французскую канонерку, охранявшую вход в реку, подняться выше по течению. После этого с них на берег высадилось несколько человек, захвативших барку с тремя местными рыбаками. Двух из них турки задержали на своем корабле в качестве заложников, а третьего отправили в город с несколькими письмами. Почтальон поневоле, однако, тут же пошел к Хасану Тубару и вручил послания ему, а тот передал их французам. Письма содержали приказ местным жителям доставить имевшиеся у них лодки туркам, чтобы те смогли пройти в озеро Манзала и напасть на французов с той стороны, откуда те не ожидали. В качестве превентивной меры Вердье приказал своим подчиненным собрать все лодки в одно место и взять их под строгий контроль. Далее генерал продолжал:

«Я немедленно отправляюсь в Дамьетту, чтобы попытаться обнаружить эмиссара и людей, к которым его послали. Надеюсь, мне достаточно повезет, чтобы выявить и тех, и других. Если я преуспею, то, наверное, получу представление о предполагаемых действиях и не замедлю вам о них сообщить, ведь пятьдесят один корабль, большинство из которых транспорты, набитые людьми, находятся тут не просто так. Я верю, как вы говорите, мой генерал, что момент битвы приближается. Я сделаю всё для оправдания вашего доверия и попытаюсь так поколотить этих каналий, чтобы они вновь оставили нас в покое».

Впрочем, события разворачивались слишком быстро, и, похоже, Вердье так и не успел провести следствие. Во всяком случае, на другой день он в 8 часов утра по-прежнему находился в военном лагере возле форта Лесбе, откуда и написал главнокомандующему:

«Имею честь доложить вам, мой генерал, что вчера, начиная с двух часов пополудни, враг приблизился к нашей батарее возле устья лимана и стал ее активно обстреливать. Сотня человек захватила старую мечеть на море, где они поставили небольшую пушку. До сих пор у меня не было других потерь, кроме капрала из охраны батареи, убитого пушечным выстрелом. Я приказал установить на батарее мортиру небольшого калибра, чтобы выкурить людей из мечети. Полагаю, что решающий момент настал. Я нахожусь на месте и считаю нужным вызвать сюда из Дамьетты 2-ю легкую [полубригаду], которая должна была грузиться на суда для отправки в Каир».

Напряжение нарастало. Кульминация наступила 1 ноября 1799 г., когда турки начали десантировать с кораблей в окрестностях Дамьетты 7-тысячный корпус янычар. Генерал Вердье все-таки не угадал с местом высадки. Полагая, что перемещения вражеских судов, замеры глубин и разведка побережья вдоль пляжа, протянувшегося между морем и озером Манзала, предпринимаются исключительно для отвода глаз, он расположился с войсками близ форта Лесбе, ожидая десант именно там. Диверсия неприятеля, приведшая к захвату старой мечети, казалось, подтверждала его догадки. Однако основные свои силы турки всё же высадили как раз в том месте, подходы к которому так долго изучали. Хотя к моменту прибытия Вердье с войсками первая волна десанта не только успела выгрузиться со шлюпок, но и начала окапываться, это не помешало французам провести стремительную атаку, добившись блестящей победы. Еще не остыв от только что закончившейся схватки, Вердье с поля боя коротко доложил Клеберу:

«Имею честь сообщить вам, мой генерал, что те храбрецы, которые сейчас со мной, решили сосчитать своих врагов только после того, как их победят. Что ж, они сдержали слово!

Сегодня утром на рассвете три тысячи турок ринулись на этот пляж с первой волны шлюпок. До того как успела прибыть вторая волна, высадившиеся были атакованы и уничтожены. Восемьсот человек мы выловили из моря и взяли в плен, остальные пали под ударами штыков и сабель, поскольку мы не сделали ни единого ружейного выстрела. Завтра я вам сообщу детали. Не думаю, что мы закончили. У них еще осталось много народа.

Вместе с подробностями я буду иметь честь прислать вам список людей, отличившихся своими подвигами. Их много, ибо по меньшей мере в течение пятнадцати минут пришлось действовать штыками и саблями в рукопашной схватке, подобной которой я до сих пор не видал».

Впрочем, со стороны турок продолжения не последовало. Устрашенный бойней на берегу, неприятель не решился высадить вторую волну десанта. И день спустя генерал Вердье рассказывал Клеберу о славной победе уже во всех подробностях:

«Имею честь сообщить вам, гражданин генерал, что вчера, 10-го числа текущего месяца [брюмера], после артиллерийского обстрела в течение четырех дней враги осуществили высадку на полоску земли, отделяющую море от озера Манзала, примерно в трех четвертях лье от разрушенного форта у моря (перед лиманом Дамьетты), коим и овладели, установив там орудие.

Неприятель начал движение в шесть утра, и, хотя я стоял лагерем поблизости от имевшихся у нас на Ниле судов, я прибыл на место уже после того, как первая волна шлюпок доставила на берег переправлявшихся в них людей. По словам [вражеского] командира, взятого в плен, их было три тысячи, и они успели выкопать в песке некое подобие траншеи, в которой их и пришлось атаковать, невзирая на огонь с канонерских лодок и растянувшихся вдоль берега военных кораблей, обстреливавших нас с фланга и тыла. Такое положение принесло бы нам много бед, если бы не стремительность, с которой наши войска ринулись на высадившихся. Несмотря на свою отвагу, те были опрокинуты первым же ударом и так быстро, что половина из них утонула в море, куда бросилась, спасаясь от ужасных ударов штыками и саблями. Это было единственное оружие, которое использовалось в рукопашной, длившейся пятнадцать минут, - страшной схватке, когда враги с обеих сторон ринулись навстречу друг другу, смешались и бились молча. И только звон оружия нарушал эту жуткую тишину.

Со мной были только два слабых батальона 2-й [легкой полубригады], восемь рот 32-й [линейной полубригады] и 80 драгун из 18-го [драгунского полка], итого тысяча человек.

Выделить какую-то из этих частей за то, что лучше других себя проявила, значит погрешить против истины: все вели себя так, как только можно ожидать от лучших из лучших храбрецов. Смелый Денуайе был ранен, получив четыре пистолетных пули и шесть сабельных ударов, и скончался у себя в палатке. Шеф батальона Гейтер из 2-й [легкой полубригады] был ранен ударом сабли в правую руку в рядах своего батальона. Под шефом эскадрона Гийоном, командиром 18-го [драгунского полка], убили двух лошадей ударами кинжала и сабли. Генерал-адъютант Дево, чьей активности я немало обязан, проявил в этом деле высочайшую храбрость. Подвергаясь величайшей опасности, он на моих глазах захватил три знамени, убив их знаменосцев. Шеф эскадрона артиллерии Рюти проявил усердие и отличился, как обеспечивая снабжение артиллерии, так и руководя ею. Гражданин Анри, младший лейтенант 3-й гренадерской роты 32-й [линейной полубригады], находясь впереди своей роты, в течение трех минут сражался с турком, сумев его убить после того, как сам получил от него два удара саблей по голове и был тяжело ранен. Имена других отличившихся лиц указаны в списках, которые представили мне командиры их подразделений и которые прилагаются к этому донесению.