Клавдий. Нежданный император - Пьер Ренуччи Страница 36

Решительный настрой нового легата оказал неожиданное воздействие на фризов. Это племя жило на берегу Северного моря к западу от Эмса. Долгое время фризы были союзниками Рима, как и их соседи хавки, проживавшие между Эмсом и Везером. Благодаря их поддержке, обеспечивавшей контроль над устьями этих рек, Друз I, а потом его сын Германик смогли подняться вверх по течению и высадить войска в центре вражеских территорий, в частности на землях херусков и хаттов. Но в 28 году представителю Рима в племени фризов пришла в голову неудачная мысль увеличить необременительную дань, до сих пор уплачиваемую в виде бычьих шкур небольшому гарнизону из легионеров. Начался бунт, солдаты были вынуждены отступить. Наместник в Нижней Германии попытался усмирить фризов, но его плохо продуманная карательная экспедиция окончилась неудачей. Тиберий, отказавшийся от мысли завоевать Германию, вовсе не горел желанием начинать новую войну за возвращение Фризии. Поскольку хавки, похоже, уже вернули себе независимость с окончанием походов Германика, с потерей Фризии у Рима больше не оставалось опорных пунктов по ту сторону Рейна.

Такое положение сохранялось, пока Корбулон не дал отпор набегам хавков. Фризы вдруг согласились перейти под римский протекторат и даже в подражание Риму обзавелись сенатом и магистратами. В этих землях вновь разместили военный контингент из легионеров, а фризам к тому же пришлось поселиться на территории, указанной им Корбулоном. Это не значит, что переместили всё население; думается, что римляне просто выделили «ничейную полосу» для прохождения своих войск. Вот только это внезапное подчинение без малейшего сопротивления вызывает вопросы. Древние авторы не делают уточнений, но можно предположить, что фризы стали пассивными соучастниками хавков, позволив им пройти через свои земли. Реакция Корбулона заставила их задуматься: нарваться на войну с Римом, чтобы не рассердить хавков, — опасная игра. Кроме того, нигде не сказано, что фризы находились в хороших отношениях с хавками, которые, возможно, вели себя слишком вольно. Можно даже предположить, что та легкость, с какой они уступили Корбулону, указывает на их желание избавиться от хавков.

Наместник не собирался останавливаться на столь удачно начатом пути. Он хотел уничтожить Ганнаска, а главное — «мягко» восстановить контроль над хавками, как это ему удалось с фризами. Но между «большими» хавками, жившими к востоку от Везера, и «малыми» хавками, обитавшими на другой стороне реки, существовал определенный антагонизм. Корбулон решил опереться на первых против вторых. Он вступил в переговоры с «большими» хавками, чтобы те принесли клятву верности, и они согласились убить Ганнаска. Но это убийство пробудило в племени хавков такой гнев, что Империя чуть не оказалась втянута в новую германскую войну.

В Риме вмешательство и успехи Корбулона вызвали оживленные дебаты. Одни ему рукоплескали, другие, верные «тибериевской» политике, опасались посылать армию в Германию. Клавдий больше склонялся ко второму мнению, он отдал приказ отвести гарнизоны обратно через Рейн. Когда Корбулон получил это послание, он находился в Германии, возможно во Фризии, чтобы запугать хавков. Удрученный этим решением, которое не мог оспорить, он ограничился такими словами: «Счастливы были прежние римские полководцы!» Потом велел сниматься с лагеря. Клавдий послал ему знаки триумфа. Обычно триумф, овация или знаки триумфа были наградой за решающую и полную победу. Здесь — ничего подобного. На самом деле это был любезный и льстивый способ дать понять Корбулону, что его приключение закончилось. Тиберий поступил так же, предоставив триумф Германику. Корбулон утешился, заставив свои войска прорыть канал длиной 34 километра между Маасом и Рейном. Это сооружение должно было предотвратить наводнения, а пока — чем-то занять войска. Его коллега из Верхней Германии Квинт Курций Руф заставлял своих солдат работать на серебряных рудниках у маттиаков — союзного племени, жившего на территории современного Висбадена. Чтобы Корбулон не завидовал, Клавдий и ему послал insignia triumphi. Мы уже знаем, что он взял в привычку раздавать их направо и налево. Конечно, легионеры были привычны к земляным работам, однако им пришлось не по вкусу вкалывать в жаре и духоте рудников или в гнилых и сырых поймах. На войне можно хотя бы захватить какую-то добычу, а тут ничего не выкопаешь. Поэтому когда командиров, заставлявших их махать кайлом, а не мечом, наградили, они восприняли это с иронией, к которой примешивалась досада. Им пришла в голову мысль тайно написать письмо императору и объяснить ему, что они об этом думают. Довольно фамильярно (ведь принцепс — их брат по оружию) солдаты посоветовали Клавдию заранее награждать новых полководцев — глядишь, те и не станут посылать солдат на каторгу, чтобы выслужиться.

Три года спустя, в 51-м, хаттские разбойники снова появились в Верхней Германии. Армия легко с ними справилась, бросив на них вспомогательные войска из вангионов и неметов (племен, живших в районе Вормса и Шпайера), которые изрубили их в капусту. Стоит ли уточнять? За этот подвиг легат Помпоний получил знаки триумфа. Тацита это забавляет. Поскольку Помпоний был еще и известным поэтом, историк не удержался от уточнения, что его стихи принесут ему гораздо больше славы у потомков, чем его ornementa… Это лишь одна из шпилек в адрес германской политики Юлиев — Клавдиев. Тацит беспрестанно возмущается пассивностью, заставляющей Империю держать оборону. Он охотно признает, что набеги пресекались и карались (по крайней мере самые разорительные), но бесится от того, что угроза не была устранена совершенно. На самом деле, хотя вылазки германцев носили ограниченный характер, они свидетельствовали о проницаемости границы и тем самым порождали чувство незащищенности. Во всяком случае, это был повод пересмотреть политику в отношении германцев. Тацит так и делает, а дебаты в сенате, вызванные энергичными мерами Корбулона, показывают, что такое положение дел не находило единодушного одобрения у правящего класса.

Что обо всем этом думать? Прав ли был Клавдий, продолжая «тибериевскую» политику в Германии? Напомним, что эта политика опиралась на принципы, установленные Августом после поражения под Тевтобургом. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо знать, чем Римская империя отличалась от своего германского соседа. Эта Империя, которую лучше было бы назвать «греко-римской», представляла собой в основном средиземноморский ансамбль — более однородный, чем может показаться на первый взгляд. Восток объединял бывшие греческие царства, порожденные завоеваниями Александра Македонского, а средиземноморский Запад — бывшие колонии Греции и Карфагена. Общим для этих наций была политическая структура, основанная на признании центральной власти и международных правил. Их экономики также обладали общими чертами, например, большая роль в них отводилась морской торговле.

Галлия с легкостью вписалась в этот мир, с которым завязала отношения задолго до римского завоевания. Греческое влияние там распространялось из «греческой Галлии», простиравшейся от Италии до Испании. Вдоль побережья протянулось ожерелье греческих городов, которые живы до сих пор, а их имена порой несильно изменились: Монако (Моноикос), Ницца (Никея), Марсель (Массилия), Антиб (Антиполис), Агд (Агата), Ла-Сиота (Кифариста), Эмпуриес (Эмпорион), а еще Йер (Олбия), Сен-Тропе и т. д. Археологические находки говорят о хорошо налаженной торговле в этих греческих колониях, откуда греческие товары распространялись по всей Галлии. Самыми подвижными были фокейцы, поселившиеся в Марселе еще в VI веке до н. э. Изначально они торговали оловом, которое привозили с Британских островов, используя в основном речные пути: по Сене, Ду, Соне и Роне, — и отправляли в Грецию. Потом массалиоты разнообразили свою деятельность, о чем говорят аттические гончарные изделия и бронзовые предметы, встречающиеся по всей Галлии, а также их деньги, которые находили даже на Джерси. С другой стороны, галлы не во всем были похожи на лубочные картинки или на иллюстрации из школьных учебников. Забудем на минуту об усатом воине, голова которого покрыта шлемом с крылышками. Галлы были умелыми ремесленниками, изготавливавшими самую лучшую стеклянную посуду, кожаную обувь, повозки, эмали, ткани, украшения, керамику; они в совершенстве умели обрабатывать самые разные металлы. Еще они изобрели бочку, сито, мыло, разные типы колесниц, в том числе повозки с поворачивающимися передними колесами. Вместе с этими предметами пришли обозначавшие их галльские слова, заимствованные латынью. Галлы-модельеры создавали столь удобную одежду, что она сохранилась до сих пор: штаны, короткие плащи (пелерины), обувь с высокими голенищами (galoche), caracalla — вид плаща, которому обязан своим прозвищем носивший его римский император. Добавим, что эти модельеры использовали самые яркие расцветки. Отсюда ткань, которую мы сегодня называем «шотландкой» — наверное, потому, что она долгое время использовалась в Шотландии, оставшейся кельтской. Наконец, галлы были земледельцами, возделывавшими зачастую столь обширные поместья, что название каждого двадцатого французского поселка происходит от имени галльского помещика! И здесь тоже применялись передовые технологии. В то время, когда римляне и греки еще пользовались сохой с закрепленным лемехом, галлы изобрели колесный плуг с независимой передней подвеской и подвижным сошником. Они раньше всех стали использовать борону и даже принялись за механизацию сельского хозяйства, внедрив сенокосилку и жнейку, перед которыми Плиний застывает в восхищении. Это что касается техники. Но наш земледелец далеко продвинулся и в науке удобрения почвы: на севере он применяет мергелевание, приводя римлян в восторг, во влажных областях — известкование, на юге посыпает чересчур сухую почву перегноем.