Дива Никотина - Айан Гейтли Страница 36

— Вам не мешает моя сигара, мисс Шарп?

Напротив, мисс Шарп больше всего на свете любила запах сигары на свежем воздухе и как-то даже попробовала покурить — с прелестнейшими ужимками выпустила облачко дыма, слегка вскрикнула, залилась тихим смехом и вернула деликатес капитану. Тот, покручивая ус, тотчас же раскурил сигару так, что на конце ее появился яркий огонек, пылавший в темных зарослях красной точкой.

— Черт!.. Э-э!.. Ей-богу… э-э, — божился капитан, — в жизни не курил такой чудесной сигары! — Его умственное развитие и умение вести беседу были одинаково блестящими и вполне подобали тяжеловесному молодому драгуну. ^[7]

Британским кавалеристам вскоре представился случай проявить свои военные, а заодно и светские навыки, когда Наполеон бежал с Эльбы и, призвав к себе ветеранов, попытался вновь вернуть господство в Европе. Союзники поспешили созвать армии, и противоборствующие стороны встретились под бельгийской деревней Ватерлоо.

Очевидная одержимость англичан внешним видом маскировала их небрежение личной опасностью. Английские кавалеристы были известны своей храбростью, красотой и глупостью. Их тактика состояла из одного-единственного маневра — стремительной атаки, которая совершалась таким образом, словно они преследовали лису. Первый бой с французами у Катр-Бра, накануне сражения при Ватерлоо, впечатлил ветерана Пиренейской войны: «Сердце радовалось, видя, с каким азартом лейб-гвардейцы вступили в дело; они без колебаний ринулись в бой и раскидали противника по сторонам». Пехотинцы были поражены, когда увидели, что английские кавалеристы покинули поле боя, чтобы переодеться, — они не хотели сражаться в грязных мундирах.

Репутация кавалерии была подтверждена и преумножена два дня спустя в сражении под Ватерлоо. Отряд союзников внезапно контратаковал подразделение французской конницы и последовал за ним мимо французских орудий и нескольких линий пехоты, и лишь когда до Наполеона оставалось не более ста ярдов, уланы повернули своих обессиленных лошадей назад. Остатки отряда союзников, возвратившись к расположенным в лесу тыловым частям, чтобы перегруппироваться, были удивлены, обнаружив там бельгийские отряды, отступившие при первом же натиске французов: «Я заглянул в глубь леса и изумился; здесь были целые роты, по порядку расставлены ружья, на кострах кипят котелки, а солдаты лежат вокруг и курят так хладнокровно, как будто никакого врага в пределах дневного перехода нет». Атакующие французы, курение в лесу... но, так или иначе, союзники победили, и Наполеон был сослан на остров Святой Елены в Южной Атлантике, где и закончил свои дни, нюхая табак, которым бесплатно снабжали его победители. По возвращении в Лондон героям Ватерлоо устроили торжественную встречу. Виконт Веллингтон получил титул герцога Веллингтонского. Как и при Елизавете, победу за границей в Великобритании праздновали с табачным дымом.

Возрождение курения в обществе произошло быстро и. по-видимому, неизбежно. В 1800 году Англия импортировала 26 фунтов сигар, а в 1830 -250 000 фунтов, включая непосредственную доставку с Кубы. Рост импорта произошел по причине уменьшения налога на сигары — редчайший для Великобритании случай. Впрочем, распространение курения не обошлось и без противодействия. За полстолетия господства нюхательного табака люда не только стали гораздо чище, но и отвыкли от запаха горящих листьев в помещении, и поначалу в Великобритании имела место сегрегация курильщиков.

В Палате общин под «курительную комнату» было выделено специальное помещение, куда удалялись желающие покурить. Атмосфера в этой комнате описана Маколеем в 1831 году: «Одиннадцать часов вечера, я пишу в самом грязном из всех грязных мест... с запахом табака в ноздрях... Не выкидывайте мое письмо, хотя от него пахнет сигарами и махоркой». Появление курительных комнат свидетельствует о том, что возродившийся обычай более не воспринимали как панацею, а утративший свой блеск дым от курения не мог быть оправдан некурящими.

Требования стандартов личной гигиены Красавчика Браммеля включали в себя и борьбу с запахом табачного дыма па волосах и одежде курильщиков, для чего для курения были изобретены специальная одежда и головной убор, напоминающий марокканскую феску. Курильщики надевали особую одежду всякий раз, когда собирались покурить, с тем чтобы табачным дымом пахла лишь часть гардероба. Французы до сих пор надевают на свадьбу потомка одежды для курения времен регентства — «смокинг». Сам Красавчик не стал свидетелем возрождения курения: ему пришлось бежать от кредиторов в Калэ, откуда он писал письма лондонским поставщикам, уверяя их, что «во всей Франции не найдется и щепотки отменного нюхательного табака».

Взрывной рост курения сигар привел к появлению множества торговцев табачными изделиями, занимающихся их импортом, таких как фирма «Ламберт и Дилер», возникшая как импортер сигар и трубочного табака. Один из ее учредителей Чарлз Ламберт считался в Лондоне лучшим знатоком гаванских сигар. Некоторые консервативные учреждения Лондона, в том числе джентльменские клубы, сопротивляясь прогрессу курения, открывали места, где курильщики могли удовлетворить свою прихоть, и называли их «курительными клубами». Располагались они в основном вокруг Вест-Энда. «Курительные клубы» оформлялись наподобие османских курилень и были отделаны «с азиатским блеском и комфортом, который производит на непривычный глаз оригинальный и приятный эффект; после более тесного знакомства другие чувства приходят точно в такой же восторг».

Через двадцать лет после победы при Ватерлоо в высшем обществе обосновалась не только сигара, но и заново появилась курительная трубка. Вернувшиеся из Индии, англичане привезли с собой местную разновидность кальяна, и его использование стало настолько повсеместным, что курильщик кальяна попал в «Ярмарку тщеславия». Однако на этот раз молодого человека сопровождала не трубка, а сигара, — курение трубки было связано с возрастом и высоким положением. Примеру прусского маршала Блюхера, побывавшего в Лондоне, последовали британские политические деятели, которые с ослаблением власти монархии и уважения к ней стали образцовыми фигурами. Считалось, что трубка во рту политического деятеля придавала ему серьезность. Как заметил Теккерей: «Трубка срывает мудрость с губ философа и затыкает рот глупца: она делает беседу вдумчивой, доброжелательной и искренней». На заключительном этапе возрождения курения его приняли английские писатели — табак вновь стал ассоциироваться с литературными гениями. Многие вслед за сэром Вальтером Скотгом, Уильямом Вордсвортом. Колриджем, Де Квииси, Байроном и Шелли искали вдохновения в дыме, а некоторые (например, Чарлз Лэм) считали курение обязательной частью своей личности: