Великие морские сражения XVI-XIX веков - Джулиан С. Корбетт Страница 36

Истина заключается в том, что Британия не одержала решительную победу, достаточную, чтобы уничтожить вражеский флот. Самый ценный урок войны заключался в том, что ради таких побед необходимо трудиться, тем более если две воюющих стороны располагаются по обеим сторонам узкого морского пространства. В таких условиях доказано, что благодаря возможности отступить и ограниченной возможности преследования нет смысла рассчитывать на определенное решение без очень специфической стратегической подготовки. Новая доктрина, по сути, дала новое направление стратегии, о чем уже говорилось. Теперь вопрос ставился не о том, что сделать главной целью – вражескую торговлю или боевой флот, а как установить контакт с его флотом таким образом, чтобы можно было начать решительные действия. Просто отыскать противника под защитой своих берегов значило убедиться, что никаких решительных действий не будет. Следовало принять дополнительные меры, чтобы заставить его выйти с базы в море. Излюбленный механизм – замена спорадических атак организованными стратегическими операциями против торговли противника, иначе говоря, флот занимает позицию, рассчитанную на полную остановку его торговли не у своих берегов, а в море на главном фарватере. Операции были неудачными из-за нехватки резервов, позволяющих флоту посредством систематических подкреплений сохранять свою позицию. Тем не менее это был зародыш системы, который впоследствии при более зрелой организации доказал свою эффективность и вырос в такие акции, как «Славное первое июня» ^[26].

В третьей войне, когда этот механизм стал отказывать снова и снова, был испытан новый. Это была личная концепция Карла II, которая заключалась в использовании угрозы военной экспедиции. Около 15 000 человек на транспорте были доставлены в Ярмут в надежде, что голландцы выйдут в море, чтобы помешать их проходу по Северному морю, позволив тем самым британскому флоту вклиниться между ними и берегом. Однако между двумя силами не было должной координации, и проект оказался неудачным.

Однако этот метод обеспечения решения не был забыт. Энсон попытался использовать его во время Семилетней войны. В течение двух лет каждая попытка найти флот противника не приводила ни к чему, кроме бесплодного истощения сил англичан. Но когда Питт начал осуществлять рейды на французское побережье, Энсон, не веривший в их важность для военных целей, решил, что видит в них определенные возможности для флота. И когда в 1758 году он стал командовать флотом на Канале, обеспечивавшим прикрытие экспедиции на Сен-Мало, он снял блокаду Бреста и занял позицию в районе острова Батц, между главными силами флота противника и линией прохода армии. Однако брестский флот находился не в том состоянии, чтобы двигаться, и результата не было. Только в 1805 году создался прецедент для использования этого механизма, но это произошло не намеренно. Речь идет о совместной англо-русской экспедиции на Средиземное море, которая заставила Наполеона отдать безрассудный приказ Вильневу выйти в море из Кадиса. Это помогло разрешить ситуацию, из которой Нельсон не видел выхода. Аналогичным примером может служить Лисса. Но там итальянцы, относившиеся к территориальной атаке как к настоящей атаке, а не как к стратегическому механизму, сами пострадали. Они оказались застигнутыми врасплох австрийским флотом и потерпели поражение.

Этот пример знакомит нас с чрезвычайно важным фактом: хотя британские военные экспедиции редко приводили к принятию решения на море, обратное почти всегда верно. Попытка противника использовать свою армию против британской территории была самым богатым источником великих морских побед англичан. Информация, что противник собирается вторгнуться на Британские острова или предпринять серьезные действия против заморских интересов, всегда воодушевляла. Если история не искажает факты, можно смело утверждать, что такие попытки являются надежнейшим средством достижения желаемого англичанами результата. Достаточно вспомнить Ла-Гог ^[27], Киберон и Нил, чтобы убедиться: рано или поздно они должны привести к решительному столкновению на море, а о чем еще стоит просить изменчивую военную фортуну?

Из сказанного выше следует, что поиск вражеского флота далеко не всегда является достаточным, чтобы обеспечить принятие решения. Максима в действительности означает, что следует стараться с самого начала обеспечить контакт с противником в наилучшей для себя позиции, насколько это позволяют другие части военного плана, военные или политические. Если основное наступление ведет армия, как было в японском и американском случаях, тогда, возможно, попытка установить контроль должна быть подчинена передвижениям армии, иначе мы дадим обороне первенство по отношению к наступлению. Однако, если военное наступление не может быть гарантировано, пока не будет развита оборона, как, например, если противник приведет свой флот к линиям перемещения нашей армии, тогда прежде всего необходимо установить контакт на море.

Порочность обратного метода очевидна. Если мы примем максиму, что первой обязанностью нашего флота является поиск противника, где бы он ни находился, это, по сути, означает, что мы приспосабливаемся к диспозиции и передвижениям противника. Он волен завести нас, куда пожелает. Одним из заблуждений, лежащих в основе всех наполеоновских военных комбинаций, является его вера в то, что опытные и упорные британские адмиралы ведут себя так простодушно. Но он был весьма далек от истины. Существует типичный приказ Корнуоллиса, который подтверждает этот факт. Это приказ, отданный его заместителю адмиралу Коттону в июле 1804 года при передаче ему западной эскадры, стоящей в районе Ушанта. «Если французы выйдут в море, – говорится в нем, – но ни с одного из ваших кораблей их не увидят, не преследуйте их, если только не будете абсолютно уверены в выбранном ими курсе. Если вы оставите вход в Канал без защиты, противник получит преимущество и поможет вторжению, угрожающему владениям его величества, защита которых есть ваша главная цель».

Согласно общему мнению, Нельсон никогда не позволял всего лишь одну вещь, преследование флота противника, и, игнорируя предостережения Корнуоллиса Коттону, попал в простую ловушку. Но следует отметить, что он никогда не допускал втягиваться в преследование флота вдали от позиции, которую занимал, если только (и до тех пор, пока) не обеспечивал ее безопасность. Его знаменитое преследование в Вест-Индии является случаем, который привел к неправильному представлению об этом вопросе из-за недостаточного внимания сопутствующим обстоятельствам. Нельсон не преследовал Вильнева с единственной или даже главной целью – навязать ему необходимость действовать. Его основной целью было спасение Ямайки от захвата. Если бы вопрос заключался только в установлении контакта, Нельсон чувствовал бы себя значительно увереннее, ожидая возвращения Вильнева к Сент-Винсенту или приближения к стратегическому центру в районе Ушанта. Далее необходимо заметить, что Нельсон, организовав преследование, не оставил без прикрытия то, что был обязан защищать. Средиземноморская позиция оставалась в безопасности, и потому он отважился на эксцентричное движение. И наконец, существует важный факт, заключающийся в том, что, хотя моральный эффект непреклонного упорства и стремительности Нельсона оказался бесценным, невозможно утверждать, что как чисто стратегическое перемещение оно оказало существенное влияние на ход кампании. Его появление в Вест-Индии, вероятно, спасло один или два мелких острова от выкупа и какое-то количество торговых судов от захвата. Возможно, оно также ускорило на несколько дней возвращение Вильнева, но это было нам не на пользу. Вернись он даже на неделю позже, не было бы необходимости снимать блокаду Рошфора. В распоряжении у Бархама было бы достаточно кораблей, чтобы удержать блокаду, что он и намеревался сделать, пока новости о поспешном возвращении Вильнева не заставили его действовать немедленно, раньше, чем он был к этому готов.