Короткие встречи с великими - Юрий Федосюк Страница 36

Отто Гротеволь

Ещё до образования ГДР, в ноябре 1948 года, ВОКС принимал очень представительную делегацию немецкой общественности из обеих частей Германии – восточной и западной. В состав делегации входили представители всех политических партий советской оккупационной зоны. Возглавлял делегацию Отто Гротеволь – сопредседатель (вместе с Вильгельмом Пиком) Социалистической единой партии Германии, недавний лидер Социал-демократической партии всей Германии, членом которой состоял с 1912 года ^[48]. До 1933 года Гротеволь был депутатом Рейхстага от социал-демократов.

Гротеволь обладал всеми данными для руководящего политического деятеля: мягкое, умное, интеллигентное лицо, солидные фигура и походка, отсутствие какой-либо суетливости, приятный, звучный голос и умение публично говорить. Это внешне, а внутренне – незаурядный ум, способность спокойно и аргументированно выражать свои мысли и взгляды, внимательно выслушивать собеседника, отличная память. После дёрганых истериков и самовлюблённых позёров типа Гитлера и Геббельса такой человек не мог не импонировать усталому и пресыщенному политическими посулами немецкому обывателю. Немцы, близко знавшие Гротеволя, говорили мне, что даже убеждённый политический противник после беседы с ним уходил если не переубеждённым, то несколько смягчённым и поколебленным в своих позициях. Характерно, что западногерманская буржуазная пресса в отношении к Гротеволю воздерживалась от крепких выражений и сохраняла внешний такт.

С этим человеком мне пришлось по указанию начальства провести подряд три отпуска (не моих, разумеется, а его), когда его приглашали на отдых в Советский Союз. В качестве единственного сопровождающего, переводчика и развлекателя-собеседника я был с ним рядом с утра до вечера. Разумеется, и отлучался, когда не был особенно нужен, и отдыхал один.

Если это можно назвать работой, то работу приятней трудно придумать. Во-первых, я пользовался всеми благами, доступными высокому государственному деятелю и совершенно незнакомыми миллионам таких «винтиков», как я. Начать с того, что ездили мы на курорт в комфортабельном салон-вагоне, встречать который на промежуточных станциях выходило местное начальство – без вступления в контакт. Само собой разумеется, при салон-вагоне была своя кухня, продукты и первоклассный повар. Если летели самолётом, то это был спецсамолёт только для гостя с наилучшим экипажем. На курортах в нашем распоряжении в любое время был шикарный ЗИЛ; на нём мы ездили осматривать местные достопримечательности. Иногда ЗИЛом для своих нужд пользовался и я. Проводились лечение и процедуры – ими я тоже не пренебрегал. Время проводили в прогулках, игре в теннис, чтении, беседах. Мне выделялся отличный номер с ванной, где помимо обычной воды текла и подогретая морская, с постоянно пополняемым запасом фруктов, минеральных и фруктовых вод. Вечером – кино, концерт или театр. Телевизоров тогда ещё не было.

Первый отпуск проводили в санатории «Красные камни» в Кисловодске, второй – там же плюс Сочи («дача Блинова»), третий – в Гагре, на «Холодной речке». Тут был наивысший комфорт: вся усадьба, бывшая сталинская, была отведена только Гротеволю. Для кинозала я за день заказывал по своему усмотрению кинофильмы из толстого каталога. Обычно в вечер смотрели два фильма.

Одной из моих обязанностей был ежедневный просмотр доставляемых советских газет и краткий обзор их содержания не владевшему русским языком Гротеволю.

Было и явление, незнакомое большинству отдыхающих, – постоянная охрана. Высокого гостя неотлучно сопровождали два гражданских чина, даже и в пеших прогулках по горам. Всего телохранителей поначалу было шесть, они сменялись, так как дежурили около покоев Гротеволя не только днём, но и ночью. После 1953 года число их уменьшилось. Но слежки или какого-либо проявления недоверия ко мне я не ощущал. Очень скоро привык, словно к теням. Когда и куда я уходил один, никто не интересовался.

После первой такого рода командировки худоба моя стала исчезать: я набрал 5 килограммов. Сколько же я стоил государству! Меж тем продолжала начисляться и зарплата.

Вместе с Гротеволем ездила и его жена Иоанна – заурядная, не лишенная привлекательности, но уже немолодая немочка. Эта женщина взяла от жизни всё, что могла. В Москве мне говорили, что до 1945 года она была женой крупного гитлеровского сановника. Когда муж исчез, она стала женой Гротеволя и уже при новом режиме продолжила роскошный образ жизни. Судя по её кругозору, она вряд ли способствовала нацизму, как мало содействовала и социализму. Политика ей была чужда. Уютная немецкая жена без особых запросов и какой-либо спеси. Супруги жили мирно и дружно, я не замечал никаких трений. Лишь однажды Гротеволь решил взять разгрузочный день, питался одними яблоками и к вечеру, голодный, начал немного ворчать на жену. Иоанна очень спокойно реагировала на это: «Брось свою проклятую разгрузку и возобнови нормальное питание, а то у тебя характер портится!» Так и было сделано.

Врач советовал Гротеволю убрать растущее брюшко, которое тот шутливо называл «мой чемоданчик». Для этого прописали терренкур, душ и массаж. Я играл с ним и Иоанной в теннис, проявив себя достойным партнёром, то есть столь же слабым игроком, как и они. Иногда к игре привлекался один из охранников. В море купались только в Сочи, один раз в Гагре.

Доктор Петров рекомендовал Гротеволю для похудения ходить на работу пешком, на что гость огорченно махнул рукой: «Что вы, разве это разрешит наша госбезопасность!»

Внешне отношения сложились равные, как между интеллигентными людьми. Ни разу Гротеволь на меня не вспылил, ничем не задел моего самолюбия. Я часто думал: такими бы были мои гораздо более мелкие начальники!

Впервые встретившись с ним на вокзале в Москве при посадке в салон-вагон, я обратился к нему «геноссе министр-президент», то есть «товарищ председатель совета министров», как и следовало по чину. Гротеволь мягко положил мне руку на плечо и сказал: «Запомните, дорогой, здесь нет никаких министров-президентов, а есть просто товарищ Гротеволь». Так мы и называли друг друга – «товарищ» с прибавлением фамилии. Но жену его, для отличия, я называл «товарищ Иоанна».