Заоблачный Царьград - Владимир Ераносян Страница 36

Все видели в богатой добыче, в новых парусах, в минимальных потерях и заключенной хартии с империей безоговорочную капитуляцию византийцев, но почему же регент считал себя оплеванным? Олег не мог ответить на этот вопрос сам и тем более не хотел обсуждать ни с кем итоги организованного и выстраданного им похода. Поэтому он и не показывал своего лица до самого устья Днепра, не взяв в рот ни крошки хлеба и не пригубив ни воды, ни меда, ни вина из подаренной Зоей Углеокой расписной амфоры с изображением античного Геракла.

Плохие предчувствия на пару с морской болезнью терзали и Деницу-ведуна. Он немного освоился и привык к суровости морского перехода на ладье, да и погода стояла безоблачная. Тошнило его теперь намного реже, но сознание будоражило что-то неведомое, и это что-то должно было произойти в Киеве, после возвращения. Ему не хотелось домой, и это казалось странным самому волхву, он ерзал, словно уж и пребывал в постоянной панике. Все его движения стали неестественными, а взгляд пустым и абсолютно рассеянным.

Игорь не хотел мешать дяде в его размышлениях, он был уверен, что войско заслуживает триумфальной встречи в родных землях. И он не сомневался, что в Киеве войску устроят прием, подобающий римским церемониям времен легендарного Цезаря! А как же еще? Ведь всесильные ромеи являлись проигравшей стороной, иначе они никогда не подписали бы хартию и не заплатили бы такую дань!

Игорь даже не хотел думать, что в политике не бывает договоров, которые нельзя нарушить, а дань могла быть всего лишь отсрочкой для подготовки сокрушительного удара…

Прибыв в столицу, на берег под ликование толпы сошел только княжич. Он оказался в объятиях жены, вышедшей на пристань с ребенком, и даже не заметил, что регент остался на палубе, приказав покинуть драккар всем, кроме волхва.

Спустя ночь после пиршества и долгих разговоров с княжной, которые, в частности, касались сожжения христианского храма и предполагаемых поджигателей, Игорь опомнился и стал искать дядю.

Поиски регента сперва не увенчались успехом, что привело дружину в замешательство. Но потом все разом вспомнили о ладье. Не могло же случиться так, что все это время, когда войско отмечало триумфальное возвращение из похода, предаваясь разврату и пьянству, регент провел на драккаре в обнимку с черепом вороного Локи на форштевне? Все вспомнили странность в поведении князя и его гадателя, зажгли факелы и пошли к пристани у главных ворот.

Оказавшись на палубе, княжич и приближенные увидели исхудавшего и посиневшего Деницу, который вырывал клоки из своей рыжей бороды, оплакивая Вещего Олега. Игорь склонился над трупом дяди, не веря своим глазам. Но как это могло произойти? На нем не было даже ссадин. Никаких следов насильственной смерти.

– Как это случилось? – спросил он Деницу. Тот лишь выл и рыдал. Бесполезно было даже трясти его за грудки. Волхв издавал звук, напоминающий шипение, и показывал руками извивающуюся змею.

Откуда гадюка на драккаре? Волхв и раньше был горазд сочинять несусветные нелепицы. Так что сразу никто не придал значения его знакам и намекам, посчитав их за бред полоумного. Разум ведуна наверняка помутился вследствие шока.

Дружина по научению Асмуда, в обход возможному сопротивлению и упреждая любые действия ненадежного Свенельда, немедленно провозгласила новым и единоличным правителем Киева и Руси Игоря Рюриковича, единственного претендента на княжеский скипетр, наследного князя по праву рождения, и передала ему печать и символы власти.

Игорь принял в бражном зале не только атрибуты княжения в виде указа и короны, но и провозгласил величайшую тризну по почившему регенту, приказав достойно похоронить князя по варяжскому обряду, невзирая на сопротивление славянских жрецов, проводив его в Вальгаллу в дорогих одеждах вместе с ладьей, оружием, любимыми наложницами и близким его сердцу ведуном-Деницей, без которого Олег не мог обходиться ни в одном начинании, которому безоговорочно доверял и чей совет признавал за дельный и чуть ли не пророческий.

– Змея! – кричал волхв, озвучивая редкими репликами свои беспорядочные мысли. Возбужденный предстоящей гибелью на горящей ладье, он потерял мистические способности и даже дар речи. Он то рыдал, то стонал… Страх смерти обуял его сознанием и мешал сосредоточиться, истребив все его красноречие.

Для окружающих в Денице не было никакого проку, весь его авторитет растаял со смертью покровителя. Он был лишь придатком всемогущего князя, его продолжением и правой рукой, но при жизни. Смерть регента сделала из ведуна сакральную жертву, вся суть которой сводилась не к ублажению и умасливанию богов, чьим именем прикрывался волхв, а к выражению признательности нового князя своему воспитателю.

И не важно, оценил бы наставник намерение нового правителя казнить на тризне его любимца Деницу. Показательная смерть являлась еще и назиданием для жрецов, которые уже примеряли на себя лавры новых духовников и провидцев. Уж в чем в чем, а в этих шарлатанах князь Игорь вовсе не нуждался. Во-первых, у него была Ольга. Она считала их лиходеями и лжецами. А во-вторых, он чуял нутром, что после возвращения из похода держать такую большую армию нет смысла. Ее придется распустить, что означало укрепление позиций старой варяжской дружины, которой славянские боги были не по душе. Открыто отвергать славянских богов князь Игорь не стал. Это оскорбило бы память Олега. Но дал себе зарок не потворствовать усилению славянского жречества в ущерб старому скандинавскому пантеону богов и христианским симпатиям своей любимой супруги.

Перед погребением Олега переодели в самые дорогие одежды: кафтан с собольим мехом, лисью шапку и красные сапоги. Тут-то и обнаружилось открытие в виде змеиного укуса, подтверждающее слова полоумного ведуна Деницы.

Деница воспрял духом и заговорил как прежде, указывая на свою правоту. Он заглядывал в глаза приближенным нового князя в поисках спасения, приговаривая:

– Я же говорил, укус! Гадюка. Она выползла из черепа Локи и ужалила князя в руку, чуть выше локтя! Вы ж видите сами! Я говорил! Я предрекал смерть князя через его коня! Конь хоть и мертв, но судьба привела Олега к останкам Локи, чтобы убить. Я предвидел это! Все, как я предсказал! Я провидец, я могу пригодиться! Кто лучше меня истолкует сны и предскажет победу иль пораженье в походе?! Вспомните! Ведь я говорил, убьет князя его конь. Так и вышло!..

Однако участь ведуна была предрешена. Его повели на заклание, когда флагманскую ладью обложили бревнами и хворостом. Заодно упрекнули, сказав:

– Не конь, а змея убила Олега…

Для лошадей князя и волов с княжьего двора привезли фураж и кормили до тех пор, пока жрецы не бросили жребий. Берсерк перерезал избранному вырезанными к тризне рунами жеребцу шею. По иронии судьбы это был вороной красавец, напомнивший всем Локи. Перед тем как быка и жеребца возложили к ногам почившего князя, кровью животных умылись земледельцы.

Началась тризна. Убиенного гадюкой князя оплакивали поединками в его честь и песнями скальдов о его легендарных деяниях, благо они не были сложены наспех.