Петербургские женщины XVIII века - Елена Первушина Страница 36

И. С. Саблуков. Портрет императрицы Екатерины II. 1770-е гг.

Вот приблизительно наша история. Все делалось, признаюсь вам, под моим ближайшим руководством, и в конце я охладила пыл, потому что отъезд на дачу мешал исполнению предприятия, а все более чем созрело за две недели до того. Когда бывший Император узнал о мятеже в городе, молодые женщины, из которых он составил свою свиту, помешали ему последовать совету старого фельдмаршала Миниха, который советовал ему броситься в Кронштадт или удалиться с небольшим числом людей к армии, и, когда он отправился на галере в Кронштадт, город был уже в наших руках благодаря исполнительности адмирала Талызина, приказавшего обезоружить генерала Девьера, который был уже там от имени Императора, когда первый туда приехал. Один портовый офицер, по собственному побуждению, пригрозил этому несчастному Государю, что будет стрелять боевыми снарядами по галере. Наконец, Господь Бог привел все к концу, предопределенному Им, и все это представляется скорее чудом, чем делом, предусмотренным и заранее подготовленным, ибо совпадение стольких счастливых случайностей не может произойти без воли Божией».

Став императрицей, Екатерина переписывается с Вольтером, откровенничает в письмах с бароном Фридрихом-Мельхиором Гриммом, французским литератором, входившим в круг энциклопедистов. Она одна из первых русских женщин, кто так подробно и с юмором описывает свою личную и государственную жизнь, размышляет о своей роли в истории, лепит свой образ в глазах современников.

Создают записки и ее фрейлины, фиксируя и закрепляя для потомства портрет мудрой и простой, европейски образованной и глубоко понимающей русскую душу императрицы.

«В шестнадцать лет я получила шифр фрейлин, — пишет Варвара Головина. — Их было тогда двенадцать. Почти каждый день я была при дворе. По воскресеньям бывало собрание „большого Эрмитажа“, на которое допускался дипломатический корпус и особы первых двух классов, мужчины и женщины. Собирались в гостиной, где появлялась Императрица и поддерживала разговор. Затем все следовали за ней в театр; ужина не было. По понедельникам бывал бал и ужин у Великого Князя Павла. По вторникам я была дежурной. Мы проводили вместе с подругой часть вечера в бриллиантовой комнате, названной так потому, что там хранились драгоценности и между ними корона, скипетр и держава. Императрица играла в карты со старыми придворными. Две фрейлины сидели около стола, и дежурные придворные занимали их.

По четвергам было собрание „малого Эрмитажа“ с балом, спектаклем и ужином; иностранные министры не бывали на этих собраниях, но остальные посетители были те же, что и по воскресеньям, кроме того, в виде милости, допускались некоторые дамы. По пятницам я была дежурной. По субботам наследник трона давал великолепный праздник. Приезжали прямо в театр и, когда появлялись Их Императорские Высочества, начинался спектакль; после спектакля очень оживленный бал продолжался до ужина, который подавался в зале театра; посередине залы ставили большой стол, а в ложах — маленькие; Великий Князь и Княгиня ужинали, прохаживаясь между гостями и разговаривая с ними. После ужина опять начинался бал и кончался очень поздно. Разъезжались с факелами, что производило прелестный эффект на скованной льдом прекрасной Неве.

Эта эпоха была самой блестящей в жизни двора и столицы: все гармонировало… Город был полон знати… Там бывало много иностранцев, приезжавших посмотреть на Екатерину Великую и подивиться ей; общий тон общества был великолепен».

Екатерина не упускала ничего, что могло бы произвести впечатление на знать, народ или иностранных послов. К Зимнему дворцу Елизаветы она приказывает пристроить Малый Эрмитаж, состоящий из Северного и Южного павильонов, соединенных Висячим садом. Рядом строится Большой Эрмитаж, в котором размещается художественная коллекция Екатерины, далее — Лоджии Рафаэля и Эрмитажный театр, напоминающий античные театры. Все эти здания возводятся в новом и модном стиле классицизма, который смело отказывается от подавляющей роскоши барокко и предлагает изысканное наслаждение античной гармонией.

В том же стиле возводится Камеронова галерея в Царском Селе. Екатерина писала скульптору Фальконе о своем увлечении античностью: «Я желала бы иметь проект античного дома, распланированного как в древности… Я в состоянии выстроить такую греко-римскую рапсодию в моем Царскосельском саду». Позже, когда античный дом построили, Екатерина писала Ф.-М. Гримму: «Я вернулась с моей колоннады, где я гуляла между бронзовыми бюстами, которые уже поставлены, так что если вам любопытно знать, кто эти почтенные люди, вот список, который я сделала для вас, прогуливаясь…».

В этом списке — римские императоры Юлий Цезарь, Флавий Веспасиан, Адриан Антонин Пий, Марк Аврелий, Люций Вер и Септимий Север, то есть те самодержцы, под властью которых Рим был наиболее силен и могуч. Здесь греческие мудрецы Гераклит, Сократ, Платон и Эпикур, «отец поэзии» Гомер, «отец истории» Геродот, создатель пасторальной поэзии Феокрит, великие греческие трагики Фесип и Софокл, знаменитый оратор Демосфен и автор «Искусства любви» Овидий. Здесь же бюст выдающегося русского ученого Михаила Васильевича Ломоносова работы Ф. И. Шубина.

Расчет Екатерины был верен. Уже после ее смерти фрейлина следующей императрицы Мария Муханова напишет: «Из окон своих Екатерина могла любоваться великолепным лугом, окаймленным прекрасными рощицами и украшенным колонною, которая воздвигнута в честь ее войска. Рабочий кабинет ее — очень большая и вовсе не веселая комната; китайские обои делали ее мрачною. Тут великая Государыня помышляла о благе народа, ею любимого и ее обожавшего. Утомившись и чувствуя нужду в отдыхе, она отворяла дверь и выходила прямо на галерею, уставленную изваяниями великих людей, украшающих собою человечество. Когда я прохаживалась по этой величественной колоннаде, мне всякий раз представлялась необыкновенная женщина, гением которой укреплена Россия и доведена до величия, в котором мы теперь ее видим. Я воображала себе Екатерину с ее ясным лицом, медленною и плавною походкою, в широком и своеобразном одеянии, посреди этих мраморных ликов, принадлежащих, как и она Всемирной истории».

Свой Царскосельский парк она украшала памятниками, напоминавшими о победах русского войска в Турции и Греции. Позже Морейская колонна, Кагульский обелиск и Чесменская колонна будут вдохновлять юного Пушкина.

И, наконец, приказав Фальконе возвести знаменитого Медного всадника, императрица помещает на его пьедестале надпись «Петру I — Екатерина II», т. е. вопреки истории и генеалогии утверждает прямую преемственность с основателем Петербурга.

«Большими гастролями» была поездка Екатерины в завоеванный Крым. Варвара Головина делится по этому поводу следующим историческим анекдотом: «Потемкин, ехавший впереди, приготовил многочисленную стражу. Она отказалась от нее. Император Иосиф, присоединившийся к ней на дороге, был очень удивлен, что так мало принято предосторожностей. Императрица ничего не ответила на его замечание, но одно событие оправдало ее поведение. Только что покоренные татары принимали ее с энтузиазмом. Раз, когда карета Ее Величества находилась на очень крутой горе, лошади закусили удила и опрокинули бы ее, но жители окрестных деревень, сбежавшиеся, чтобы посмотреть на свою государыню, бросились к лошадям и остановили их. Многие при этом были убиты и ранены, но крики восторга раздавались непрерывно. „Да, я вижу, — сказал тогда император, — что вам не нужно стражи“».