Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - Борис Шапталов Страница 36

Возникает вопрос: откуда такая устойчивая тяга к темным сторонам жизни, когда «подполье» и «изнанка» являются источниками вдохновения и руководством к действию, которые в представлении деградантов и есть сама жизнь, лишь подавляемая обществом? Устоявшиеся вековые нормы социально-культурной жизни для них не только малоинтересны, но и вызывают (иногда инстинктивное) неприятие. Много внимание уделил этому феномену Л. Гумилев, называвший деградантов субпассионариями. Он объяснял активность субпассионариев следствием переходом этноса в стадию повышенной социальной энтропии. И некогда оттесняемые на периферию социальной жизни субпассионарии, начинают брать верх и навязывать остальному обществу свои нормы поведения и морали (вернее антиморали), пока не погубят этнос. Эта гипотеза вьнлядит на сегодняшний день довольно убедительной, однако если посмотреть историю отдельных стран (Франции, Германии, Италии, Польши, Китая), то увидим, что влияние деградантов могло возрастать, приводить к крушению режима и даже государства, после чего следовал новый энергетический подъем. Однозначной линейной эволюции «подъем-расцвет-упадок — смерть» не наблюдается. Можно указать на хрестоматийный пример — книгу О. Шпенглера «Закат Европы», изданную в 1918 году, хоронившую Европу. А уж сколько раз предрекали закат европейской цивилизации русские мыслители, в том числе такие крупные, как Герцен, Достоевский, Бакунин, К. Леонтьев — не счесть. А вот что писал известный нидерландский культуролог И. Хейзинга в книге «Тени завтрашнего дня», изданной в 1935 году: «Мы живем в каком-то безумном мире. И мы это знаем. Ни для кого не было бы неожиданностью, если всеохватывающая одержимость взорвется однажды неистовством, из которого бедная Европа вынырнет отупевшей и поглупевшей; при этом моторы всё так же работали бы и флаги всё так же реяли, но дух отлетел бы. Повсюду — сомнения в прочности общественного устройства, в котором мы существуем, смутный страх перед ближайшим будущим, чувство упадка и заката нашей цивилизации».

Вторая мировая война, вроде бы, подтвердила страхи Хейзинги, но Европа не погибла, а после войны очень даже бодро рванула вперед. Так что приход «субпассионариев» не есть невозвратная тенденция. Только для очищения обществу требуется мощная, нередко кровавая встряска.

В одном И. Хейзинга был прав на сто процентов, когда в той же книге писал: «Чтобы цивилизация была спасена, чтобы она не канула в вековечное варварство, но, сохранив высшие ценности, которые являются ее наследием, перешла в новое и более устойчивое состояние, ныне живущему поколению необходимо полностью отдавать себе отчет в том, насколько далеко зашел распад, который ей угрожает».

Чтобы уяснить угрозу, необходимо понять причины, по которым пассионарии (и общество) уступают поле деятельности деградантам. Еще в античности выяснилось, что увеличивающиеся границы свободы одновременно увеличивают поле риска — риска деградации. Ведь свободу получают не только конструктивные, но и деструктивные силы. Поэтому общество инстинктивно сопротивляется нововведениям, если они вступают в противоречие с апробированными нормами. Так, афинские граждане предпочли казнить свободомыслящего Сократа, обвинив его в развращении молодежи, но не рисковать идейной стабильностью.

Культурные нормы (куда входит мораль и этика) — это не просто запреты и регуляторы, а механизмы самосохранения социума. Их подтачивание и тем более разрушение оборачивается обязательной «платой за свободу», которую этнос может не выдержать. Многое, если не все зависит от размеров социального энерговоспроизводства. Деграданты, опять же инстинктивно, направляют свою усилия в эту сферу, стремясь перехватить функции «производства» моральных и культурных норм для социума. Если эти усилия оказываются успешными, общество начинает распадаться. Этот процесс получил точное и емкое название — декаданс (упадок).