Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин Страница 36

Страна фактически перешла в «режим военного времени» за полтора года до вторжения фашистов 22 июня 1941 года. Этот режим предполагал продолжительность рабочей смены— 10 часов, а работу всех предприятий ВПК в две смены. В1940 году выходит закон, запрещающий менять место работы самостоятельно. Все это означало полную мобилизацию промышленности, то есть перестройку ее на военные рельсы.

Конечно, во всем этом нет ничего удивительного, если бы отсчет мобилизационных мероприятий происходил от момента начала Второй Мировой войны, т. е. с 1 сентября 1939 года, когда Гитлер напал на Польшу. Но есть несколько неопровержимых аргументов, подтверждающих, что Сталин начал подготовку к «освободительной войне» совсем по другой причине. Однако, прежде чем приводить эти факты, нужно сразу же отбросить в сторону «аргументы» В. Суворова о том, что именно Сталин развязал Вторую Мировую войну с целью «советизации» Западной Европы и что для этой цели он «вырастил» Гитлера, послужившего «ледоколом» сложившегося мирового порядка.

У Сталина были иные заботы, он готовил упреждающий удар по Гитлеру по той простой причине, что у него не было другого «инструмента» сокрушить внутреннего врага — «коллективное руководство», кроме как победить в молниеносной войне с врагом внешним. А аргументы в пользу того, что после XVIII съезда Сталин стал готовиться к наступательной войне следующие:

Во-первых, решение о «скрытой мобилизации» как людских, так и производственных ресурсов было принято не после начала Второй мировой войны, а значительно раньше. То, что нарком обороны К.Е. Ворошилов сделал доклад на сессии Верховного Совета о необходимости введения всеобщей воинской обязанности 31 августа, а утром 1 сентября 1939 года, одновременно с нападением немцев на Польшу, эта сессия принимает нужный закон, вовсе не говорит о том, что следствие как бы опередило на несколько часов причину. Решение о созыве сессии было принято, как уже отмечалось выше, 19 августа, но ведь положения самого закона были проработаны гораздо раньше этой даты. И после этого солидные ученые мужи утверждают, что принятие закона это правильное и вполне логичное решение в условиях начавшейся Второй мировой войны.

Гитлер 1 сентября не знал, что он начал Вторую мировую войну, а Сталин, распорядившись 19 августа о созыве внеочередной сессии ВС, знал, что закон о всеобщей воинской обязанности будет приниматься в условиях начавшейся Второй мировой войны. Каково?

3 сентября 1939 года Великобритания и Франция объявили Германии «странную» войну, и Гитлер был оглушен этой новостью. Он не рассчитывал на такой поворот. Он во Вторую мировую войну вляпался по глупости. А вот товарищ Ворошилов 31 августа 1939 года уже докладывал народным представителям, что без всеобщей воинской обязанности нам никак не прожить. Пока Гитлер был врагом и людоедом, кое-как без всеобщей перебивались, а тут подписали с ним мир, а сами топоры точим.

В беседе с руководством Коминтерна 7 сентября Сталин так оценил сложившуюся обстановку в связи с нападением

Гитлера на Польшу:«… война идет между двумя группировками капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран. Гитлер, сам этого не понимая и не желая, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент— подталкивать другую сторону»’.

Во-вторых, сразу же после XVIII съезда, который следует считать точкой отсчета подготовки Сталина к грядущей освободительной войне против Германии, все «партийные заботы» Сталина как бы отошли в тень и вперед выдвинулись дипломаты и военные. Недаром именно Молотов, правая рука Сталина, 3 мая 1939 года возглавил Народный комиссариат иностранных дел (НКИД). А в Наркомат обороны посылать комиссара не пришлось. Им и без того с 1925 года командовал Ворошилов — левая рука вождя. Ну а военным консультантом при Сталине, пока тот не обратил внимания на Жукова, служил шеф Генштаба Б.М. Шапошников.

Безусловно, пакт о ненападении с Германией, подписанный 23 августа 1939 года, несомненная удача советской дипломатии. Только не стоит считать, что нас побудили пойти на договор опасения войны на два фронта или неготовность к прямому столкновению с немцами после оккупации теми Польши. Во-первых, никакой войны на два фронта быть не могло. Москва с минуты на минуту ожидала доклада Жукова о разгроме японцев, окружение которых в районе Халхин-Гола шло успешно с 20 августа.

А, во-вторых, Гитлер, конечно же, авантюрист, но не до такой степени, чтобы по окончании одной кампании тут же, без перерыва и отдыха для войск, ввязываться в новую. В-треть-их, отражать агрессию, особенно с хорошо оборудованных позиций, гораздо легче, чем атаковать, что финны нам и продемонстрировали в декабре 39-го. Так что немцы, подуставшие в боях с поляками, получили бы достойный отпор, если бы рискнули пересечь нашу границу вслед за польской.

«В общем, приглашение Риббентропу в Москву Сталин направил не от плохой, а, наоборот, от хорошей жизни. Инициатива целиком принадлежала Кремлю, и Кремль не замедлил с выбором: позволил Германии захватить Польшу в прибавку к Чехословакии и Австрии, дабы чуть позже подгадать момент и освободить либо все три государства, либо, по крайней мере, два — Польшу и Чехословакию. Кто ж тогда ведал, что Франция с Англией так оконфузятся в 1940 году, «умиротворят» Гитлера всем континентом, включая саму Францию. Представляете, какой у Сталина возник соблазн — стать избавителем целой Европы. Да, соверши генсек подобное, ЦК, наверное, и разгонять не понадобилось бы. По первому требованию коллегия выкинула бы белый флаг. Что касается насильственной советизации европейских держав, то не стоит обольщаться. Сталин — не Гитлер, прекрасно понимал, к чему приводит экспорт революций, и не стремился никому ничего навязывать. Пример послевоенной Финляндии — яркое тому подтверждение. Захотят освобожденные народы строить социализм— ради бога. Не захотят— дело хозяйское, лишь бы не враждовали с нами. Ссылки на послевоенную историю Восточной Европы — не аргумент, ибо в ту пору случилось повсеместное размежевание на два антагонистических блока, готовых воевать друг с другом. Причем первыми нервы подвели не Восток, а Запад, который в августе 1945 года пригрозил СССР ядерными взрывами в Хиросиме и Нагасаки, а в марте 1946 года устами Черчилля в Фултоне обвинил Россию в экспансионизме и призвал цивилизованный мир объединиться против нее. Естественно, после таких демаршей поневоле соберешь в кулак все, что есть под рукой» ^[65].

Однако вернемся к факторам, красноречиво подтверждающим истинную причину родившегося у Сталина решения о грядущем «освободительном» походе в Европу. Третьим таким фактором является то, что Сталин сумел не только всесторонне подготовиться к этому походу, но и предугадал примерный срок начала этого похода.

Действительно, начав «скрытую мобилизацию» и поставив под ружье армию численностью свыше 5 миллионов человек, он не мог не понимать, что всю эту массу людей предстоит отпустить по домам через два года, то есть к сентябрю 1941 года. Или… до 1 сентября 1941 года он должен был «задействовать» армию по ее прямому назначению, то есть вступить в войну.