Мирабо - Рене де Кастр Страница 36

20 января 1781 года он повстречался с отцом; тот видел Габриэля в последний раз девять лет назад, еще до его брака. «Я нашел, что у него пронзительный взгляд, — писал Друг людей, — вид сильный и здоровый. Он наклонил голову, посторонился, как только мог, и я прошел своей дорогой». Такова была эта немая и памятная встреча, бывшая, возможно, чистой случайностью.

Обращение к матери также не принесло результатов. Это обусловило его выбор; он решился переметнуться на другую сторону — показательный в политическом плане шаг. Чтобы вернуться в отчий дом, он встал на сторону Друга людей в его бракоразводном процессе.

Это решение подтолкнуло его к поступкам, довольно странным для только что освобожденного узника, тайно подыскивавшего издателя для трактата «О тайных приказах». Просто поразительно: Мирабо несколько раз наведался в Версаль, где добился приема у трех министров — Миромениля, Морепа и герцога де Ниверне. Убежденный в том, что очаровал всю правительственную верхушку, господин Оноре, возможно, чтобы польстить отцу, прибегнул к его методам: попросил тайный приказ против Бриансона, любовника Луизы де Кабри, который интриговал с целью освобождения своей возлюбленной. В результате этой дерзости родилась знаменитая фраза. Когда герцог де Ниверне явился просить об ордере на арест Бриансона, Морепа, сильно разгневавшись, закричал: «Уже шестьдесят приказов и ордеров для семейства Мирабо! Для них нужно завести отдельного госсекретаря. Если прогнать из Парижа всех, кто живет там интригами, город зарастет травой. Мирабо-старший принимает меня за своего поверенного. Как ему не совестно — скандалам в этой семье нет конца! Король больше не желает о них слышать».

Это показывает, что у антипатии Людовика XVI к Мирабо были глубокие корни и что она не могла вспыхнуть в 1789 году ни с того ни с сего.

Не получив, по веской причине, тайного приказа против Бриансона, Мирабо попытался добиться отцовского прощения через госпожу де Пайи; та довольно тепло приняла ужасное дитя. И тем не менее трудно поверить в рассказ Мирабо Софи: он в очередной раз заявил, что старая любовница его отца решила разыграть с ним сцену, подобную той, что произошла между женой Потифара и Иосифом. Софи, возможно, согласилась бы поделиться своим любовником, если бы это пошло ему на пользу, но он уже нацелил стрелы в другую сторону: именно в это время он начал ухаживать за Жюли Довер.

Та нашла Мирабо некрасивым, непредставительным, безденежным. Не желая отдаваться просто так, она стала кокетничать. Воздыхатель вновь принялся бахвалиться и, чтобы добиться своего, пообещал подыскать Жюли место при дворе, используя свои связи «наверху». Все его демарши не увенчались успехом, и тогда Мирабо показал письмо от «знатной дамы», у которой якобы был в милости; Жюли заподозрила, что это фальшивка.

Оноре Габриэлю пришлось ломать комедию дальше; он отправился с Жюли на бал в Оперу и подвел ее к двум женщинам в масках. Незнакомки произнесли несколько слов, из чего Жюли заключила, что находится в присутствии не только принцессы де Ламбаль, но и королевы Марии-Антуанетты. Мирабо на три года упредил мистификацию, погубившую кардинала де Рогана ^[20], и даже пошел дальше, так как роль принцессы де Ламбаль исполнял Дюбю де Ла Таньеретт. Последствия этого фарса были, однако, не столь тяжелы, как те, что позднее испытал на себе епископ Страсбургский.

Жюли была в восторге; уверовав в связи Мирабо, она убедила своего отца-дантиста; тот согласился одолжить ухажеру дочери двадцать пять луидоров. Мирабо очень неосторожно подписал долговую расписку, а потом, ближе к весне, согласился поехать на несколько дней в деревню, к Дюпону де Немуру.

Едва Мирабо туда приехал, как пришло известие о смерти Тюрго. Дюпон де Немур питал к нему любовь, доходившую до культа; он так шумно выражал свое горе, что раздраженный Мирабо покинул его дом.

Правда, присутствие Оноре Габриэля требовалось на ином, более важном зрелище — бракоразводном процессе маркизов Мирабо в апелляционном суде Парижского парламента.

II

Обстоятельства дела в целом Габриэлю были известны: оба супруга виноваты, у обоих трудный характер, оба из рук вон плохо управляли имением и предосудительно вели себя в частной жизни. Однако союз, заключенный сорок лет назад и давший пятерых детей, требовалось сохранить любой ценой — таково было мнение судей первой инстанции.

С тех пор положение еще ухудшилось, поскольку ни один из супругов не шел на уступки: маркиз де Мирабо не хотел пускать жену в свой дом, и госпожа де Пайи укрепляла его в этом решении; маркиза де Мирабо не желала платить по долгам мужа — у нее было своих собственных на четыреста тысяч ливров. Разумеется, ее поддерживали алчные кредиторы, которым развод позволил бы вернуть свои деньги.

Благодаря негласным связям маркиза де Мирабо сумела выбраться из монастыря, куда ее упрятал муж; она вела в Париже переговоры со своими адвокатами. Именно в этот момент к ней и явился Оноре Габриэль, возможно, надеясь заключить с ней сделку. Его приняла упрямая женщина, совершенно уверенная в том, что ей станет легче жить, как только ее интересы окончательно разойдутся с интересами мужа.

«Если бы ты знала, сколько мошенников осаждают эту бедную женщину, неспособную слушать никого, кроме льстецов, которые пресмыкаются перед ней и обирают ее! Никогда я не видал такого упрямства и безрассудства», — написал Мирабо своей сестре дю Сайян. А потом, ничего не вытянув из матери, цинично переметнулся на сторону маркиза. Он кропал яростные памфлеты против матери, а по ходу слушаний помогал адвокату отца.

Тот ораторствовал впустую. После смерти Тюрго влияние Друга людей еще больше упало; публичные жалобы его детей нанесли его репутации непоправимые удары; памфлет Луизы де Кабри и письма Габриэля из тюрьмы растрогали чувствительные души. Приняв сторону отца, Мирабо ничего уже не мог изменить. Советники Парижского парламента решили поверить аргументам маркизы де Мирабо; в речи, произнесенной в ее защиту, обличалась тирания в целом на примере деспотизма, явленного Другом людей. Признать его вину отныне становилось политическим поступком, бунтом против произвола. Именно в силу этих, весьма косвенных причин маркиза победила по всем статьям, хотя и она не была невинна.

«В конце концов, они убили меня 18 мая», — простонал маркиз де Мирабо, повторяя слова своего отца, произнесенные после битвы при Кассано. На сей раз поражение было бесславным, а контрибуция тяжелой: маркиз должен был взять на себя все судебные издержки, а поскольку процесс длился десять лет, после развода ему не осталось ни сантима чистого дохода. От нищеты его спасло единственное предприятие в его жизни, которое он считал неудачным: когда-то он занял 150 тысяч ливров, чтобы помочь Бальи купить должность управляющего галерами на Мальте. Благодаря этому Бальи получил должность коменданта в Руэрге, что доставляло ему, за всеми вычетами, 50 тысяч ливров ренты; он обязался ежегодно передавать 15 тысяч из них старшему брату, что могло бы обеспечить ему пристойное существование.