Цареубийца. Маузер Ермакова - Юрий Жук Страница 36

Надо сказать, что Петру Захаровичу Ермакову крупно повезло.

В отличие от многих боевых товарищей его как-то обошла стороной машина сталинского террора, не подвергнув каким-либо репрессиям и не одарив клеймом «врага народа».

Единственное, о чем он глубоко сожалел на протяжении всей своей жизни, так это лишь о том, что он – старый большевик был незаслуженно обойден властями, не получив за свои революционные подвиги никакой награды, пусть даже в виде самого плохонького орденочка… Конечно, доживи Петр Захарович до юбилейного 1967 года, в который вся страна широко отмечала 50-летие Великого Октября, он, безусловно, был бы представлен как минимум к ордену Октябрьской Революции. Но этого не случилось. Петр Захарович к тому времени умер, вот уж как 15 лет…

Не секрет, что самым любимым рассказом Петра Захаровича Ермакова было повествование о его личном участии в расстреле Царской Семьи. Причем с годами его рассказы обрастали все новыми и новыми подробностями. «Вот этой самой рукой!» – любил повторять Ермаков, когда выступал на всякого рода собраниях и встречах с трудящимися. «Вот этой самой пролетарской рукой мною лично были расстреляны царь, царица и наследник!» – уже в который раз говорил он. И всякий раз при этом, как бы в подтверждение сказанному, картинно потрясал рукой в воздухе, мысленно представляя зажатый в ней пистолет Маузера.

И ему верили. Да и как было не верить ему – старому большевику и соратнику самого Якова Свердлова! И хотя ведомство «товарища Берии» во время визита Ермакова в Москву зимой 1946 года наложило запрет на его выступления с рассказами об участии в расстреле Царской Семьи, он хотя и осторожно, но продолжал таковые, ставшие фактически всем делом его жизни. Ибо больше всего на свете ему не хватало всеобщего признания. Тем более что за прошедшие с того времени годы Ермаков так вжился в роль «главного цареубийцы», что и сам, наверное, уже верил тому, что говорил.

Проживая в Доме Старых Большевиков по улице 8 Марта, П.З. Ермаков в погожую погоду часто выходил во двор, где, сидя на скамье за столиком, любил хвалиться своими «революционными подвигами». Слушавшие его лица из числа проживающих в этом же доме видных советских и партийных работников часто возражали и даже спорили с ним, уличая в неправде. Как правило, подобное недоверие страшно выводило его из себя, но вскорости все повторялось сначала.

А еще знавшие его люди запомнили, что Петр Захарович фактически не признавал никакой другой обуви, кроме сапог. Но голенища таковых в своей верхней части у него были всегда надрезаны из-за постоянных болей в ногах, происходящих из-за плохой циркуляции крови.

Поговаривали также, что из органов он уволился не по причине болезни, а «вылетел с треском» по причине неприкрытого мародерства, которым постоянно грешил, работая в системе ГУМЗ УНКВД по Свердловской области. И думается, что сие обстоятельство весьма похоже на правду, если хотя бы вспомнить случай с золотым портсигаром Императора Николая II, который П.З. Ермаков пытался себе присвоить сразу же после убийства Царской Семьи.

Любил он также часто захаживать в находящуюся при доме столовую-распределитель. В большинстве случаев обходилось без эксцессов. Но стоило подвыпившему Петру Захаровичу увидеть за буфетной стойкой нового продавца, как лицо его сразу же преображалось и, подходя уже нетвердыми шагами к буфету, он восклицал: «Кружку пива с прицепом!» (Словом «прицеп» на местном жаргоне обозначался налитый «под маруськин поясок» стакан водки.) Выпив залпом стакан и запив его несколькими глотками пива, П.З. Ермаков, как правило, оставлял кружку недопитой, после чего всякий раз следовал к выходу, опасаясь, что его может развезти окончательно. А на справедливую просьбу оказавшегося в неудобной ситуации продавца (эту столовую, как правило, посещали видные большевики и члены их семей) оплатить свой заказ, Петр Захарович всякий раз гневно восклицал: «Ты что, не видишь, кто перед тобой? Не знаешь? Я – Ермаков! Я царя убил и всю его семью! Я первым устроил на Урале крематорий! Осознаешь – ты, работник “Нарпита”?» После чего картинно выдерживал паузу и уходил, провожаемый сочувственным взглядом работника общественного питания…

В 1935 г. у П.З. Ермакова был обнаружен рак горла на своей ранней стадии, который стал официальной причиной его увольнения из органов. Испугавшись не на шутку, Петр Захарович мысленно стал готовиться к самому худшему… Но случилось невероятное: болезнь, едва проявившись, отступила… Ибо Господь подарил цареубийце еще 17 лет жизни, за которые он так и не осознал совершенного им злодеяния…

В начале 1950 года вновь наступило ухудшение здоровья. А затаившийся на годы рак обожженного алкоголем горла начал проявляться уже во всей красе, почти полностью лишив его возможности общения. Неутешительными оказались также и анализы крови из-за цирроза печени, доведенной до последней стадии своего существования многолетними излияниями Петра Захаровича…

Будучи помещенным в спецбольницу, находившуюся в доме бывшего Главного Начальника Горных заводов (сейчас – Свердловская областная больница № 2), он встретился со своим давним знакомым – В.Я. Ильичевым (Заместителем главного редактора газеты «Уральский рабочий»), проходившим там в то же время курс лечения. А так как В.Я. Ильичев на протяжении долгих лет собирал материалы по теме гибели Царской Семьи, он не преминул воспользоваться этим случаем. Но, к великому сожалению, у Владимира Яковлевича так ничего и не вышло. Как не выходило ранее и у одного из самых, казалось бы, ближайших его соратников – М.И. Медведева, во время работы последнего над своей книгой «По долинам и по взгорьям». Ибо после 1946 года П.З. Ермаков закрыл свой рот, что называется, «на замок» и про убийство Романовых не распространялся уже более никогда. Причем как в трезвом, так и в пьяном виде. А на задаваемые ему вопросы по этой теме всякий раз начинал лишь громко материться…

В конце апреля 1952 г. уже по-настоящему умирающего Ермакова вновь поместили в спецбольницу, которая, кстати говоря, находилась совсем недалеко от места его «революционного подвига» – дома Ипатьева. (Кстати говоря, в связи с особенностью болезни последнего кажется весьма интересным заявление А.П. Мурзина о его беседе с Ермаковым буквально за месяц до его смерти!) К середине мая П.З. Ермаков уже перестал узнавать посещавших его родных, а за несколько дней до смерти впал в бессознательное состояние, крича ночами от мучавшей его боли…