Штурм Грозного. Анатомия истории терцев Уцененный товар (№1) - Владимир Коломиец Страница 36

Принадлежа к последователям шариата, то есть мистического мусульманского учения о пути к познанию истинного Бога, шейх Мансур проповедовал удаление от света, воздержание и нравственное самоусовершенствование. Проповедничество это по существу своему было вначале чуждо политических целей и направлялось исключительно к возвышению религиозного чувства у последователей шейха – мюридов (учеников). Последние, однако, добросовестно стремясь по пути совершенства, впадали обыкновенно в такую фанатическую экзальтацию, которая неудержимо рвалась наружу в форме какого-либо религиозного подвига. А таким подвигом, одновременно угодным Богу и близким сердцу воинственного горца-мусульманина, являлся, конечно, газават.

Шейх Мансур, выступив в роли вероучителя, сперва проповедовал братскую любовь между всеми людьми. В Чечне его стали считать посланником Магомета, явившимся на землю для возвещения новых истин пророка. Но, проповедуя любовь и братство, Мансур говорил, что братья между собою – только его последователи и что «неверных», под этим словом он подразумевал русских, следует беспощадно истреблять, а имущество их брать себе. Это был уже призыв к грабежу и насилию. Горцы живо откликнулись на него, тем более, что Мансур распустил слухи, будто на помощь к ним во время войны с русскими явятся войска из Стамбула.

И вот, разрозненные до этого племена Чечни, под влиянием зажигательных проповедей Мансура, объединились в идее священной войны и предались ей тем более охотно, что погромы, произведенные в чеченских аулах перед этим, живо возбуждали в чеченцах чувство кровавой мести. Влияние имама росло и распространялось с каждым днем. К нему спешили вооруженные толпы из Кабарды, кумыкской плоскости, ущелий Дагестана, увлекаемые уже не столько религиозными побуждениями, сколько жаждой грабежа и добычи. Волнение быстро передавалось от одного горского племени к другому, и вскоре вся граница от Каспийского моря до Черного задымилась пожарищами хищнических разгромов.

Отправленный против Мансура отряд полковника Пьери был разбит. Правда, разбит был отряд не в открытом бою, а при возвращении на Линию через леса Чечни. Главной причиной поражения явилось то, что одним из первых был убит Пьери и тяжело ранен командир кабардинского батальона майор Комарский. Потерявшие начальников солдаты смешались, а чеченцы, заметив это, усилили натиск. Погибло восемь офицеров, более четырнадцати солдат и пропало без вести более полутораста. Горцам достались и два орудия.

Воспользовавшись своей нечаянной победой, Мансур склонил на свою сторону Кабарду и вместе с кабардинцами ударил на укрепление Григориополь, в котором стоял батальон пехотинцев во главе с подполковником Вреде. Вероятно, он рассчитывал и здесь одержать верх и таким путем увеличить свой авторитет. Но Вреде сумел прогнать его, и тогда тот кинулся на Кизляр. Пять раз кидались горцы на приступы Кизляра, и каждый раз были отбиваемы с огромным уроном, в конце концов, отброшены за Терек томским полком и казаками. Особенно отличились при отражении штурма гребенские и терские казаки, что особенно бесило горцев.

Неудача под Кизляром расхолодила чеченцев настолько, что они оставили Мансура, зато кабардинцы приняли его у себя с восторгом. С ними Мансур бросился на Наур и Моздок, но взять их не смог. Но разраставшееся движение приняло опасный характер. Незначительные, в сущности своей, победы горцев поднимали их дух, разжигали на дальнейшую борьбу с русскими, а в это время России уже грозила вторая турецкая война, и возмутившиеся горцы могли отвлечь русские военные силы от европейского театра войны.

– С Мансуром надо покончить во что бы ни стало, – приказал Потемкин командиру стоящего в Кабарде полка полковнику Нагелю.

– Не помешало бы усилить полк, дело-то серьезное, – ответил тот.

– Даю вам еще два эскадрона астраханских драгун, полк казаков-моздокцев и три сотни донских, гребенских и терских казаков.

– А казаки, это кстати, – радостно сказал Нагель, – с этими молодцами мы его быстро прищучим.

Началась погоня. Первая встреча произошла под Моздоком. Пять часов длился отчаянный бой и закончился, когда наступила темнота. Победителем в нем ни одна сторона не стала, однако Мансур отвел свое войско. Началось преследование. Но неожиданно чеченцы, тавлинцы, кабардинцы и кумыки окружили отряд. Над ними реяло священное знамя пророка. Обезумевшие от фанатизма муллы поджигали их в бой. Самое отчаянное нападение произвели лезгины-тавлинцы. Русским пришлось этих удальцов, кинувшихся на них в шашки, принять на штыки. С чеченцами и кабардинцами отряд управился сравнительно легко, но грозную опасность представили кумыки. Их была масса. Они придумали приспособление особого рода – подвижные щиты, благодаря которым на них не действовал ни ружейный, ни орудийный огонь. Эти воины надвигались на небольшой отряд, грозя раздавить его. Спасло отряд лишь правильное руководство Нагеля и его быстрая реакция.

– Казаки, зайти противнику в тыл с флангов, – отдавал он команды.

– Солдаты, в штыки!

В самый критический момент весь отряд, по его команде, кинулся на тучи врагов. Наступавшие были смяты и бежали с поля боя. От почти неизбежного плена Мансура спасла только быстрота коня.

5

А в это время в урочище Бештамак вовсю кипели работы по строительству нового губернского города. Прошло чуть больше года, как инженер Костылев произвел разбивку мест, а сколько понастроено. Даже не верится, что совсем недавно здесь шумели только камыши.

Дом генерал-губернатора смахивает на настоящий дворец, он состоит из пятидесяти комнат, вице-губернатора – из девятнадцати, директора экономии – из четырнадцати, дом советника таможенных дел – из семи.

Белокаменный город, выросший на берегу Малки, подобно кораблю, плыл в зеленом степном море, берегами которого на южном горизонте была сизая горная цепь Большого Кавказского хребта с царственной льдисто-серебристой папахой Эльбруса.

В связи с ожиданием приезда на открытие императрицы или светлейшего графа Г. Потемкина заказали в столице проект Триумфальной арки, а пока воздвигли легкие ворота с вензелями буквой Е. Но ни императрица, ни светлейший не приехали. Только через год Екатерина решится посетить юг России, чтобы лично посмотреть деяния своего бывшего фаворита. При въезде в Херсон в честь ее будет воздвигнута Триумфальная арка с надписью на греческом языке: «Дорога в Византию». Посетит она Бахчисарай – сердце Тавриды, Севастополь, где великий князь, граф Г. А. Потемкин представит ей воочию тридцать кораблей новорожденного флота Российского – Черноморского.

Здесь она скажет, низко кланяясь и вручая Потемкину пальмовую ветвь:

– Это тебе, друг мой, за Тавриду! И отныне велю вовеки зваться тебе князем Потемкиным – Таврическим.

А на открытие города Екатеринограда из столицы приехали сенаторы Александр Романович Воронцов и Алексей Васильевич Нарышкин.

Священник освятил генерал-губернаторский дом и присутственные места. Сенаторы передали П. С. Потемкину деньги для благоустройства уездных городов и раздачи бедным. Прошел парад войск местного гарнизона.