Если бы я была королевой. Дневник - Мария Башкирцева Страница 36

Но каков мой отец!

Сперва вынудил меня тратить деньги, пока я у него гостила; потом не оплатил моей поездки, а поскольку ему было стыдно, позвал дядю Александра, принялся его обнимать и уверять, что возместит мне расходы. Мог бы и не говорить: никто его не просил об этом. Наконец, отправил своего Кузьму сопровождать своих злополучных лошадей. Я оплатила дорогу, разочлась с Кузьмой. <…>

Господи Иисусе, что за человек мой отец… <…>

Пятница, 1 декабря 1876 года

Вчера в девять уехали из Парижа. Мама со своими тридцатью шестью свертками повергла меня в отчаяние. Крики, тревоги, коробки – все это так отвратительно буржуазно! Сколько можно?

Утром в Марселе мне просто худо стало, до того не хотелось возвращаться в Ниццу, она так прекрасна, а мне ничего не остается, как ее ненавидеть.

<…>

Я опять в моем голубом раю. Ах, какая жалость! <…>

Суббота, 2 декабря 1876 года

<…> Ну что ж, семейный круг и впрямь не лишен привлекательности. Играли в карты, смеялись, пили чай. И я почувствовала, до чего мне легко среди своих; окружили меня мои любимые собаки.

Виктор (у него такая огромная черная голова!), белоснежный Пинчо, Багатель, Пратер… Все они заглядывали мне в глаза, и тут я увидела стариков за картами, и этих собак, и эту столовую… О, как это все на меня давит, я задыхаюсь, я готова бежать куда глаза глядят, мне кажется, что меня заковывают в цепи, словно в кошмаре. Не могу!!! Я не создана для этой жизни, не могу! <…>

Мне так страшно оставаться в Ницце, что я с ума схожу. Мне кажется, что эта зима снова окажется потеряна и что я ничего не буду делать.

Меня лишают возможности работать! <…>

Быховец прислал мне огромную корзину цветов, и вечером мама полила ее, чтобы цветы не завяли… И такие пустяки выводят меня из равновесия.

Я в отчаянии от этой буржуазной мелочности!

Ах, боже милосердный, ради всего святого, уверяю вас, что я не шучу!

Вернулась из беседки; завораживающий лунный свет озаряет мои розы и магнолии.

Бедный сад, он всегда вызывал у меня только печальные мысли да жгучую досаду!

Вернулась к себе с мокрыми глазами и печальная, очень печальная.

Суббота, 3 декабря 1876 года

Вспоминая о Риме, еле владею собой… Но возвращаться туда, как прошлой зимой, не хочу… нет, нет, это было бы ужасно.

Поедем в Париж…

Ах, Рим! Почему мне нельзя его увидеть или взять да и умереть здесь! Задерживаю дыхание и вся вытягиваюсь, словно хочу дотянуться до Рима.

Воскресенье, 4 декабря 1876 года

<…> Всего-то и развлечений, что небо меняется. Вчера было чистое, и луна сверкала, как бледное солнце, а нынче вечером все затянулось черными рваными облаками, сквозь которые проглядывает светлое и яркое вчерашнее небо… Я сделала это наблюдение, идя по саду из беседки домой.

В Париже не бывает такого воздуха, зелени и напоенного ароматами дождя, как нынче ночью.

<…>

Четверг, 7 декабря 1876 года

Мелкие семейные дрязги лишают меня присутствия духа.

Погружаюсь в серьезные книги и с отчаянием вижу, до чего мало я знаю! Кажется, никогда мне всего этого не изучить. Завидую ученым людям, бледным, тощим, безобразным.

Лихорадочно хочу учиться, а направить меня некому.

<…>

Понедельник, 11 декабря 1876 года

С каждым днем все сильнее увлекаюсь живописью. Весь день не трогалась с места, занималась музыкой, это вскружило мне голову и растравило сердце. Пришла в себя только после того, как два часа поговорила с дедушкой о русской истории.

Ненавижу эту свою… чувствительность. Для молодой девушки в этом есть что-то… такое банальное!

Дедушка – ходячая энциклопедия. <…>

Я знаю человека, который меня любит, который меня понимает, жалеет, который употребит всю свою жизнь на то, чтобы сделать меня счастливой, который сделает для меня все и добьется успеха, который никогда меня больше не предаст, хотя раньше, бывало, предавал. Этот человек – я сама.

Не будем ничего ждать от людей, от них одни огорчения да разочарования.

Но будем твердо верить в Бога и в наши собственные силы. И право слово, раз уж мы так честолюбивы, подтвердим чем-нибудь наше честолюбие. <…>