Невидимый фронт Второй мировой - Борис Соколов Страница 36

Год Такеока провел в тюрьме на Лубянке. В августе 1946 года капитан был вызван свидетелем на процесс по делу бывшего атамана Забайкальского казачьего войска Григория Михайловича Семенова, которого судил военный трибунал. С атаманом начальник Дайрэнского агентства очень плотно работал весь последний год войны. Семенов проживал на даче под Дайрэном и активно сотрудничал с японской разведкой. Он, например, участвовал в создании военных формирований белой эмиграции на случай советско-японской войны. Правда, когда война все-таки началась, эти проекты так и не были реализованы из-за скоротечности боевых действий и очевидно безнадежного положения Японии. На следующий день после окончания недолгого процесса Семенова повесили.

Затем Такеока находился два года в Лефортовской тюрьме. В июне 1948 года ему дали 25 лет тюрьмы за его профессиональную деятельность – шпионаж против Советского Союза. Такеоку перевели во Владимирскую тюрьму, где почему-то содержали отдельно от других японских пленных. Его не били, не пытали и даже, в отличие от других пленных японских офицеров, не заставляли работать. Хотя к офицерам разведки Квантунской армии в СССР относились особенно плохо. Так, лишь около 20 выпускников разведшколы в Накано, в том числе и Такеока, вернулись из советского плена, да и то в последней партии репатриированных. в феврале 56-го, незадолго до отъезда из СССР, ему посчастливилось встретиться с полковником Асадой Сабуро, предшественником Ямашиты на посту начальника Харбинского специального агентства. Именно Асада был одним из инициаторов последней командировки Люшкова в Маньчжурию, однако еще до его прибытия был перемещен на другой пост. Теперь капитан сообщил полковнику, как прикончил Люшкова, и Асада одобрил его действия.

После возвращения в Японию Такеока молчал вплоть до 1979 года, когда уже после публикации книги Есиаки о несостоявшихся покушениях на Сталина поведал журналисту газеты «Сюкан Асахи» Кавагати Нобоюки о том, как убил перебежчика. Последний свою статью, основанную на беседах с Такеокой, озаглавил очень броско «Последние моменты жизни генерала Люшкова – главного героя плана убийства Сталина». Логика была проста: раз перебежчик был причастен к плану убийства Сталина, значит, был резон не допустить того, чтобы он попал в руки «СМЕРШ».

Однако никто другой, кроме самого Такеоки, детали его версии подтвердить не смог. Нобоюки и Кукс успели побеседовать с переводчиком Ябе Чута, бывшим начальником Харбинского специального агентства полковником Асадой Сабуро и еще несколькими бывшими сотрудниками японской разведки. Но они сообщили только, что в 1945 году действительно рассматривалась возможность переброски Люшкова в Маньчжурию. Никто из них, однако, не встречался там с Генрихом Самойловичем в августе 45-го.

Между тем перебрасывать Люшков в Дайрен 8 августа, когда война с Советским Союзом уже стала фактом, для японской разведки не было ни малейшего смысла. Как эксперт по Красной армии бывший комиссар госбезопасности явно не годился. Ведь его сведения на этот счет были семилетней давности. Давно уже казнили лично знакомых Люшкову руководителей советских войск на Дальнем Востоке В. М. Блюхера и Г. М. Штерна. Давно уже изменилась тактика Красной армии, прошедшей четырехлетнюю истребительную войну с Германией. И даже Ежов, от железной хватки которого и бежал Люшков, исчез шестью годами раньше. Единственно, чем Генрих Самойлович мог быть еще полезен японцам, так это своими знаниями психологии советской элиты. Но тогда его присутствие скорее было необходимо в Токио, чтобы можно было дать необходимые консультации правительству и Генеральному штабу, а не в далекой Маньчжурии, где было немало агентов Москвы. Ведь тогда, летом 45-го, судьба Квантунской армии уже мало волновала руководство страны. Перебросить ее для защиты Японских островов от грозящего американского вторжения не было никакой возможности. Для осуществления этой задачи у японцев не осталось ни судов, ни самолетов, ни горючего. К тому же в воздухе безраздельно господствовала неприятельская авиация.

Есть и некоторые детали в рассказе Такеоке, вызывающие недоверие к нему. Капитан, по собственному признанию, до августа 45-го не убил ни единого человека. Но Люшкову хладнокровно выстрелил в грудь, стоя с ним лицом к лицу. А ведь даже опытные убийцы всегда предпочитают стрелять в затылок, чтобы не видеть глаза жертвы. Все объясняется, если предположить, что Такеоке и другие сотрудники японской разведки по приказу из Токио проводили операцию прикрытия, призванную создать у советской стороны впечатление, что Люшков погиб, и искать его больше не стоит.

Когда Такеоке давал показания советским следователям, он и начальник русского отдела Дайренской военной миссии Кончи Ивамото показали, что Люшков был кремирован под именем Реичи Ямагучи. Советские контрразведчики это проверили и выяснили, что, согласно выписке из книги регистрации Дайренского крематория за 20 августа 1945 года за № 2391, было дано разрешение на кремацию за № 2277 Реичи Ямагучи, 10 января 1916 г. рождения, японца, вольнонаемного служащего японской армии. Время смерти – 1 час дня 19 августа 1945 года. Причина смерти – пулевое ранение сердца. Проситель кремации – начальник отряда Маньчжоу-Го 15518 Фумио Иосимура. Урна с прахом Ямагучи была изъята офицерами «Смерш». Ивамото ее опознал, а сторож кладбища Фуку Нисияма, в свою очередь, опознал Ивамото как человека, который принес урну для захоронения.

Тут сразу бросаются в глаза две нестыковки. Люшков, как известно, был 1900 года рождения, а Ямагучи, под именем которого его будто бы похоронили, родился в 1916 году. Люшков был ярко выраженным европейцем, а похоронили его как японца. Если бы японские разведчики действительно убили Люшкова, то что бы им стоило похоронить его как русского, например, 1902 года рождения. Ведь русские в Дайренской миссии тоже имелись, и ничего необычного в том, что кто-то из них умер, не было. А так они могли бы лишь возбудить недоуменные вопросы у кладбищенских служителей, почему вдруг европейца средних лет хоронят под видом молодого японца. Если же Люшкова в действительности в тот момент не было, а весь спектакль предназначался для представителей советских спецслужб, которые вот-вот должны были появиться в Дайрене, то Такеоке и его товарищи могли выдать за урну с прахом Люшкова урну с прахом вполне реального японского военнослужащего, покончившего с собой в эти дни выстрелом в сердце. После объявления о капитуляции самоубийства среди японцев были обычным делом, так как кодекс бусидо не позволял сдаваться в плен.

Отметим, что японской военной разведкой – Вторым бюро генерального штаба армии – с августа 1942 года до капитуляции руководил генерал-майор, позднее генерал-лейтенант Сэйдзо Арисуэ, бывший военный атташе в Италии. После войны он никаким репрессиям не подвергся, хотя и считался военным преступником класса А, а вполне плодотворно сотрудничал со своими американскими коллегами. Те еще в сентябре 1945 года попросили его создать внутреннюю осведомительную сеть для противодействия возможному коммунистическому перевороту. В 1974 году он даже издал мемуары, где о Люшкове, по понятным причинам, ничего не сообщил. Уже в 1948 году американские оккупационные власти создали японскую разведывательную структуру, в которую вошел и Сэдзо Арисуэ. Так что у генерала были все основания предложить Люшкова американцам как ценный источник информации. А сразу после окончания войны Арисуэ стал собирать документы, чтобы было что продать американским спецслужбам. Люшков же в некотором отношении был ценнее многих документов. Так что у генерала явно были мотивы организовывать для него операцию прикрытия. Интересно, что Арисуэ стал одним из первых японских высших офицеров, в чье распоряжение американские военные власти предоставили военно-транспортный самолет. В 1992 году Сэйдзо Арисуэ мирно скончался в возрасте 97 лет.