Тамбовский волк - Виктор Юнак Страница 36

Один из идеологов левых эсеров, "живая легенда" социалистов-революционеров, которую известный американский публицист Джон Рид ещё в ноябре 1917 года назвал "самой популярной и влиятельной женщиной в России", Мария Александровна Спиридонова стала вдохновительницей идеологической и вооружённой борьбы левых эсеров с большевиками. Последней каплей, переполнившей чашу её терпения, стал принятый 11 июня 1918 года Декрет о комбедах (комитетах бедноты), которым передавалась вся власть в деревне. Левые эсеры расценили это, как объявление войны крестьянству.

Один из лидеров левых эсеров Борис Камков на 5-м Всероссийском съезде Советов пообещал, что крестьяне вышвырнут за шиворот всякие комбеды и продотряды.

— Беднота, это ведь не класс, — объяснял он. — Здесь и пьяница, и трудолюбивый неудачник, и батрак, и проходимец. Почему они становятся первыми фигурами в деревне? Товарищ Ленин из всех книжек, которые он давно прочитал и которые заставили его предлагать отрезки крестьянам, вспомнил, что есть беднейшие и трудовые крестьяне, что с беднейшими надо быть в полном контакте, а с трудовыми — в дипломатических отношениях, в каких вы находитесь с Мирбахом. И наша партия, которая знает трудовое крестьянство, утверждает, что это деление есть искусственное деление. Мы вам открыто заявляем, что не только ваши отряды, но и ваши комитеты бедноты мы выбросим вон за шиворот.

— Не плакаться надо, что в деревню наконец пришла классовая борьба, — возражал ему большевик Григорий Зиновьев, — а радоваться, что деревня начинает наконец дышать воздухом гражданской войны.

— Какая же это власть Советов, если Советы подменяются комбедами? — возмущалась Спиридонова, которая до последнего сопротивлялась решению ЦК партии левых эсеров о выходе из Совета народных комиссаров, считая уход из власти предательством эсерами крестьян. — Мы будем резко бороться против комитетов бедноты, этих сыскных отделений. Комбеды могут реквизовать каждый фунт спрятанной муки. В них вошли хулиганы, отбросы деревни. Наша единственная цель в борьбе с беками (так она называла большевиков — В.Ю.) — это перевыборы Советов при свободе. Основная задача — это углубление социализма и революции.

Уроженка Тамбовской губернии, тридцатичетырёхлетняя дворянка по происхождению Спиридонова не понаслышке знала о страданиях и тяжкой доле крестьян. Она всё это видела собственными глазами, хотя, разумеется, по происхождению своему не могла испытать это на себе. Настоящая "тамбовская волчица" в шестнадцатилетнем возрасте вступила в партию эсеров, изначально позиционировавшей себя как партия защиты крестьян.

Во время революции 1905 года на Тамбовщине, как и по всей стране, разгорелись крестьянские беспорядки. С ними боролись карательные отряды, которыми руководил губернский советник Г. Луженовский, устраивавший массовые общественные порки крестьян. Спиридоновой пришлось лично встречаться с мужиками, сошедшими с ума от истязаний, с обезумевшей старухой-матерью, у которой 15-летняя красавица дочь бросилась в прорубь после многочисленных казацких изнасилований... Эсеры постановили убить его. За исполнение приговора взялась Мария Спиридонова. 16 января 1906 г. она выследила свою жертву и пятью выстрелами из спрятанного в муфте револьвера тяжело ранила её. 10 февраля Луженовский скончался.

Её практически сразу же задержали, но тяжёлые испытания выпали на её долю ещё до суда, по дороге в тюрьму: при аресте казак оглушил Спиридонову ударом приклада, разбив в кровь её лицо. В вагоне её обыскивали и допрашивали казачий офицер Абрамов и помощник пристава Жданов. Раздетую, страшно ругаясь, они били её нагайками и приговаривали: "Ну, барышня, скажи зажигательную речь!" Один глаз ничего не видел, правая часть лица была страшно разбита. Они нажимали на неё и ехидно спрашивали: "Больно, дорогая? Ну скажи, кто твои товарищи?" В конце концов они над ней надругались.

И страшно поплатились за это: 2 апреля эсеры застрелили Абрамова, а 9 мая и Жданова. Саму же Спиридонову военный суд приговорил к смертной казни, которую позже заменили бессрочной каторгой в Акатуе, из которой её вызволила только Февральская революция 1917 года.

И вот теперь решительность Спиридоновой проявилась вновь в вопросе защиты крестьянства от комбедов. И единственным выходом, как казалось эсерам, из создавшейся ситуации, т.е. избавить деревню от комбедов, — это возобновление войны с Германией. 24 июня ЦК левых эсеров решил разорвать мир путём покушений на "виднейших представителей германского империализма". "Осуществление террора, — говорилось далее в постановлении ЦК, — должно произойти по сигналу из Москвы. Сигналом таким может быть и террористический акт, хотя это может быть заменено другой формой. Для учёта и распределения всех партийных сил при проведении этих планов в жизнь партия организует Бюро из трёх лиц — Спиридоновой, Голубовского, Майорова... Мы рассматриваем свои действия как борьбу против настоящей политики Совета Народных Комиссаров и ни в коем случае как борьбу против большевиков. Однако, ввиду того, что со стороны последних возможны агрессивные действия против нашей партии, постановлено в таком случае прибегнуть к вооружённой обороне занятых позиций".

В России таким представителем, естественно, был германский посол, граф Вильгельм Мирбах, а в Киеве — генерал-фельдмаршал фон Эйхгорн, которого 31 июля убил левый эсер Борис Донской. Спиридонова подчинилась решению ЦК и начала борьбу против заключённого мира, который она поначалу поддерживала. Из нескольких кандидатур выбрали две — восемнадцатилетнего Якова Блюмкина и его товарища Николая Андреева. За них сыграло то обстоятельство, что они служили во Всероссийской Чрезвычайной комиссии и мандаты Чека могли помочь им легально войти в помещение германского посольства. К тому же, заместителем председателя Чека служил член ЦК партии левых социалистов-революционеров В. Александрович. Именно он и должен был подделать документы. 4 июля Блюмкина вызвали в ЦК партии и сообщили о возложенной на него миссии. Блюмкин с готовностью согласился быть исполнителем этого решения.

Трагикомичность ситуации состояла в том, что Вячеслав Александрович ставил печать и подделывал подпись Дзержинского на документе в кабинете самого "железного" Феликса, который в этот момент ... мирно спал в своём кабинете за ширмой. Именно это впоследствии больше всего и угнетало Дзержинского, настоящего фанатика революции, человека убеждённого в правоте того дела, которому он служит (то есть, революции), и идейного. Это, в частности, отмечали многие его современники, хорошо его знавшие. Так, бежавший на Запад в тридцатые годы секретарь Сталина Борис Бажанов оставил такой портрет Феликса Дзержинского: "У него была наружность Дон Кихота, манера говорить человека убеждённого и идейного. Поразила меня его старая гимнастёрка с заплатанными локтями. Было совершенно ясно, что этот человек не пользуется своим положением, чтобы искать каких-либо житейских благ для себя лично".