Мадам Пикассо - Энн Жирар Страница 36

– Жери взял другую иберийскую голову, которая хранилась у меня. Помните, она стояла на каминной полке? – Аполлинер указал на два иберийских бюста, по-прежнему стоявших на постаментах в алькове Пикассо. – Он стащил ее у меня, пока вы находились в отъезде, и, судя по всему, лишь дожидался удобного момента, чтобы устроить против меня шантаж. Он отнес бюст в редакцию «Парижского журнала», надеясь доказать, что вору было очень просто стащить и «Мону Лизу». Очевидно, он собирается возложить вину на службу безопасности Лувра. Такому двурушнику, как Жери, будет нетрудно найти способ присвоить награду в сорок тысяч франков, когда картина вернется в музей целой и невредимой.

– Merde! – пробормотала Фернанда, прикрыв губы пальцами.

– Merde, c’est ҫa [33], – повторил Аполлинер. – Нам нужно избавиться от этих двух голов, и побыстрее.

– Что ты предлагаешь с ними сделать, Апо? Вынести их отсюда как ни в чем не бывало и утопить в Сене?

– Точно.

Фернанда застонала и закатила глаза.

– У тебя есть идея получше? – бросил Аполлинер с нотками паники в голосе.

Пикассо обменялся встревоженным взглядом с Фернандой. Ровный летний дождь застучал по застекленной стене студии.

– Какого черта у тебя здесь нет спиртного? – пробубнил Аполлинер и опустился на край кровати в углу комнаты.

– Петля затягивается, Пабло. Я уже давно советовала тебе не брать их, – жестко отрезала Фернанда и покачала головой.

– Ты можешь помолчать? Дай мне подумать!

Да, он хорошо понимал, что не стоило брать эти головы. Но в тот раз самоуверенность одержала верх над здравым смыслом. Пикассо помнил, как убедил себя в том, что имеет право владеть старинными испанскими артефактами. В конце концов, он был испанским художником и создавал новые великие произведения, прославлявшие его родину. Здесь, во Франции, они хранились бы за какой-нибудь пыльной витриной или в чулане.

Следующие несколько часов промелькнули как одно ужасное мгновение. Пикассо и Аполлинер убрали реликвии в чемодан и поспешили на Монмартр. Они пересаживались с одного экипажа на другой, не осмеливаясь говорить друг с другом из страха, что кто-нибудь может подслушать или даже почувствовать их вину. На закате, когда они прибыли на Пон-Нёф, мост был запружен народом. Но они не смогли осуществить задуманное. Пикассо обильно потел, а у Аполлинера на глазах показались слезы, когда они миновали итальянского уличного музыканта, выводившего новую песню со словами «L’as tu vu la Joconde?» [34]. Весь Париж говорил о краже.

По крайней мере, они совершили один правильный поступок после того, как ушли прочь от Сены. Они организовали анонимную доставку иберийских голов в редакцию «Парижского журнала» и молились лишь о том, чтобы это успокоило всеобщую суматоху. На прощание Аполлинер обнял друга.

– Как думаешь, все будет хорошо? – спросил он, надвинув на глаза фетровую шляпу с широкими полями.

– Разумеется, амиго. Все будет замечательно.

– Может быть, теперь мы наконец пойдем? – осведомилась Фернанда, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. – У нас заказан столик для ланча, а туда еще нужно добраться через полгорода. Вы оба задолжали мне куда больше, чем один хороший обед. Кстати, Пабло, мне приглянулось одно кольцо…

Когда они попрощались, Аполлинер ухватил художника за руку.

– Ты действительно веришь, что все будет хорошо?

Пикассо выдернул руку.

– Я всегда верю тому, что говорю.

Теперь, через два дня, он по-прежнему ощущал холодок пережитого ужаса. Час назад Аполлинера арестовали; оба догадывались, что так и случится. В полиции с ним не станут церемониться, учитывая ценность шедевра, а Гийом был слабым человеком. Он постарается не впутывать Пикассо, но в конце концов все-таки сделает это. Нечаянная оговорка, отчаянная мольба об освобождении, и он выдаст своего друга.

Пикассо сделал последнюю затяжку, раздавил окурок в пепельнице и тут же закурил следующую сигарету. Он подумал, что стоит завязать с курением, но знал, что прямо сейчас этого он ни за что не сделает. Едкий дым, наполнявший легкие, напоминал о том, каким он был глупцом.

В Сере Пикассо предпринял искреннюю попытку помириться с Фернандой, несмотря на предлог, который он использовал для встречи с ней. Но сейчас, когда его мир распадался на части, а карьеру ожидал неминуемый крах, он еще глубже понимал, что ему нужен настоящий партнер. Он нуждался в человеке, который поможет ему пережить эти трудные времена и удержит его от новых искушений. Он больше не мог выносить насмешки над своей растущей славой и попытки воспользоваться ею в чужих интересах. После многих бурных лет он отчаянно нуждался в ком-то, кто позволит ему свободно творить и радоваться своему творчеству. Без этого он просто не переживет предстоящих испытаний.