Семь главных лиц войны. 1918-1945. Параллельная история - Марк Ферро Страница 36

Сталин посоветовал китайским коммунистам заключить союз с левым крылом Гоминьдана и заранее осудил тех, кто из него выйдет. Мао, таким образом, поступал в соответствии с генеральной линией. После разгрома его товарищей в Кантоне он вел жизнь человека вне закона, но весьма агрессивного, имеющего под рукой несколько тысяч человек, укрывавшихся в горах на западе страны. Позднее эти люди предпримут «Великий поход».

В 1925 г., когда после смерти Сунь Ятсена к власти пришел Чан Кайши, «империя рассыпалась, словно песок». Три года спустя Чан устранил коммунистов и победил большинство милитаристов. Китай как будто стоял на пороге нового объединения? Конечно, у Чан Кайши оставалось еще много соперников и противников, но в целом тучи на его горизонте рассеивались. Не для того ли, чтобы предотвратить возрождение Китая, японцы, осуществляя давние замыслы, напали тогда на Маньчжурию?

Нападение произошло 18 сентября 1931 г. 20 сентября Чан Кайши записал в своем дневнике: «Японские милитаристы закусили удила. Они не остановятся до тех пор, пока не реализуют свои завоевательные планы, — следовательно, в восточной Азии мира больше не видать». Через день он добавил: «Агрессией Японии в Китае началась Вторая мировая война. Интересно, отдают ли себе в этом отчет государственные деятели мира?» {159}

Правительство Нанкина воевало с нарождающейся красной армией Мао Цзэдуна и Чжу Дэ, когда произошел «маньчжурский инцидент»: в километре от Мукдена вблизи железной дороги взорвалась бомба, но причинила столь мало ущерба, что поезд прибыл вовремя. Это послужило предлогом для японской интервенции в регион, где постоянно случались беспорядки. Японская армия оккупировала столицу Маньчжурии. Через несколько месяцев японцы провозгласили независимость Маньчжоу-го — страны с 20% маньчжурского населения, — чтобы посадить на ее трон потомка бывшего китайского императора Пу И.

После японской агрессии Чан Кайши ввиду усталости страны, несмотря на брошенный студентами тридцати китайских университетов призыв к войне с Японией, предпочел обратиться к арбитражу Лиги Наций, которая только что мирным путем разрешила греко-болгарский конфликт и еще находилась под впечатлением от пацифистского пакта Бриана-Келлога об отказе от войны. Но, вопреки докладу лорда Литтона, пришедшего к заключению о вине японцев, осуждение агрессора ограничилось пустословием, и японские делегаты покинули Лигу Наций с вызывающим видом. Они были уверены в своей безнаказанности, прикидываясь единственными защитниками западного порядка от советской угрозы и китайской анархии.

Предсказание от 22 сентября 1931 г., если считать его подлинным, в известной мере объясняет позицию Чан Кайши в последующие годы. Японские агрессоры вновь подхватили одну из тем «21 требования», сформулированных во время Первой мировой войны, — тему экономической зависимости Японии — упорствуя в давнем стремлении к экспансии на китайскую территорию. На достигнутом они не остановились. Новый акт агрессии в июле 1937 г. представлял собой еще одну провокацию, призванную оправдать широкомасштабное вторжение в Китай.

Конфликт в период между этими двумя инцидентами не прекращался, а Чан Кайши по-прежнему не желал признавать истинные размеры бедствия. Военные, выражая всеобщее возмущение, разжигаемое китайскими студентами, даже арестовали его, но вскоре освободили по совету Сталина, который понял причины его поведения.

В каком-то смысле «сианьский инцидент» отображает в миниатюре дилеммы, стоявшие перед китайскими руководителями в конце 1936 г., когда страну захлестнула ненависть к Японии. Эта история потрясает неожиданными поворотами сюжета.

Перед лицом растущей опасности войны на Западе и заключения Антикоминтерновского пакта Мао почувствовал необходимость перемирия с Чан Кайши, чтобы успешнее сражаться с японцами. Чан, со своей стороны, задумал нанести коммунистам последний удар в виде «шестой кампании окружения». Провести операцию поручили генералу Чжан Сюэляну. Но тот счел, что в своих переговорах с Мао Цзэдуном Чан Кайши сформулировал чрезмерные требования, и решил арестовать его в городе Сиань на северо-востоке Китая (провинция Шэньси). Атакованные посреди ночи охранники Чан Кайши достаточно долго отбивались, дав ему возможность бежать в заснеженные скалистые холмы. Его потом нашли спрятавшимся в узком гроте, трясущимся от холода в одной ночной рубашке и неспособным четко говорить, потому что он в панике забыл надеть зубной протез. Молодой капитан отнес его на спине в ставку главнокомандующего к генералу Чжан Сюэляну. Генерал извинился за обхождение, которому подвергся Чан Кайши, и вновь потребовал от него изменить политику {160}.

«Я — генералиссимус, — ответил тот. — Вы должны оказывать мне уважение. Если вы рассматриваете меня как своего узника, то лучше убейте меня, но не унижайте» {161}.

Мао Цзэдун, поднятый по тревоге Чжан Сюэляном, предложил отдать Чан Кайши под суд и казнить. В это время супруга Чан Кайши в Чунцине развернула активную деятельность, добиваясь переговоров, тогда как правое крыло Гоминьдана собиралось бомбить Сиань. В Москве Димитров считал, что Чжан Сюэлян не стал бы действовать без согласия Мао, однако врагом Китая номер один по-прежнему остается Япония и необходимо восстановить (как в 1927 г.) единый фронт коммунистов и Гоминьдана. Сталин через Чжоу Эньлая передал Чжан Сюэляну, что «арест Чан Кайши — это отнюдь не революционное событие, а японский заговор». «Объективно», согласно марксистской логике в сталинском варианте, так оно и было. Эдгар Сноу вспоминал: «Мао впал в дикую ярость, когда получил приказ отпустить Чана. Он ругался на чем свет стоит, топал ногами». Но потом решил все-таки подчиниться распоряжениям Коминтерна {162}.

Что же касается Чан Кайши, то, как только японцы начали захватывать оставшуюся часть страны, он счел себя обязанным разъяснить свою позицию: «Пока есть хоть малейшая надежда на мир, нельзя от этой надежды отказываться, и, пока критический момент, требующий жертвоприношения, не наступил, не стоит зря призывать к жертвоприношению».

Эти принципы Чан Кайши снова публично провозгласил в 1937 г., объясняя, что Китай слишком слаб, слишком раздроблен, чтобы вступить в войну с Японией. Сначала надо укрепить единство страны и тем самым увеличить ее силы. С 1928 по 1937 г. Китай набирался сил и в результате помешал врагу увеличить свое присутствие в стране, превратив захватчика в узника собственных завоеваний {163}. Подобное изложение политической стратегии Чана одним из его панегиристов, безусловно, содержит долю истины. По крайней мере, оно укладывается в логику прогноза, сделанного Чан Кайши в сентябре 1931 г. Данная стратегия сопровождалась перемирием, которое он заключил со своими соперниками и с Мао Цзэдуном, обосновавшимся в то время, по окончании своего Великого похода, в Яньани. Однако, формально демонстрируя непреклонность в вопросах государственного суверенитета и необходимости войны для восстановления территориальной целостности, разъяснения Чана затушевывали тот факт, что всю энергию своих армий он до сих пор направлял на победу над соперниками, а не над внешним врагом {164}.