Гангут. Первая победа российского флота - Владимир Шигин Страница 36

В это время на нашем флоте в Тверминне все было спокойно. Командам гребных судов был предоставлен воскресный отдых. Петр I, Апраксин и Голицын обедали на флагманской галере, когда неожиданно вдалеке услышали пушечные залпы. Как оказалось впоследствии, это была салютация, которой обменялись между собой уходившие в разные стороны шведские эскадры. Выстрелы встревожили обедавших. Петр с Апраксиным «много размышляли, для чего такая стрельба». Вскоре с дозорных судов (это был выдвинутый вперед сторожевой отряд в полтора десятка галер) доложили о разделении шведского флота на три эскадры. Однако цель этого разделения пока оставалась неизвестной. Затем, исходя из курса кораблей, предположили, что они направляются к Ревелю, где еще находился наш корабельный флот, или же к Тверминне для атаки наших галер. Но предположения предположениями, а нужна была полная ясность.

Поэтому для уточнения обстановки Петр лично с 20 галерами в тот же вечер поспешил из Тверминне к дозорному отряду, который к этому времени находился уже всего в двух милях от шведского флота. На столь малой дистанции можно было хорошо разглядеть, что у Гангутского мыса осталось лишь 6 шведских линейных кораблей и 3 фрегата. Увидев, что 14 судов отделились от флота и, по всей вероятности, идут в Тверминне, чтобы запереть там наш галерный флот, Петр не на шутку встревожился.

— Мы не можем рисковать всем, что имеем, а потому надлежит тотчас перевести галеры к Гангуту и часть их послать в обход шведского флота, как бы рискованно это ни было!

Ситуация на самом деле была весьма тревожной. Но затем все переменилось. Большой удачей для нас было и то, что движение шведов к Тверминне серьезно замедлилось, т.к. к вечеру ветер стих и наступил полный штиль. Таким образом, мы получили хорошую фору во времени, которую теперь надо было использовать с максимальной выгодой для себя. При этом, если ранее, когда все силы шведов стояли у Гангута, большая часть залива перекрывалась их огнем, теперь шведские корабли уже не могли держать под огнем подступы к Гангуту. Серьезно ослабило силы шведов и разделение неприятельской эскадры на три отряда, а внезапный штиль и вовсе сковал на время их маневр. Помимо этого, опрос местных рыбаков показал, что такие полные штили — весьма обычное явление для Гангутского плеса в это время года. При этом обычно полный штиль стоит с раннего утра до полудня, после чего появляется ветер. Это сообщение было для Петра и Апраксина чрезвычайно важным, так как позволяло приурочить действия галер как раз ко времени полного отсутствия ветра а следовательно, и полного бездействия шведского парусного флота.

Тактическая ошибка адмирала Ватранга и штилевая погода неожиданно дали нашим хороший шанс на успех. И этим шансом следовало немедленно воспользоваться. Не теряя времени, Петр отдал командирам гребных судов приказ приготовиться к прорыву.

* * *

25 июля днем дул слабый юго-восточный ветер, к вечеру он затих. На флагманскую галеру для получения последних указаний прибыл капитан-командор Змаевич, по своему обыкновению при длинном белом напудренном парике и в позолоченных сверкающих латах. «Человек благородный и хороший солдат», — так характеризовал его один из современников. Происхождением Мато Змаевич был из рагузских галерных капитанов. Гордился своим дворянством и отличался храбростью в бесконечных морских схватках с барбарийскими пиратами. В 1709 году он повздорил из-за местной красавицы с другим известным капитаном — Буровичем — и заколол того шпагой на дуэли. Спасаясь от суда и мести родственников убитого, он бежал в Константинополь к русскому послу Толстому. Но и там галерному капитану снова не повезло — началась война России с Высокой Портой, и Змаевича заодно с послом посадили под замок в печально знаменитый Семибашенный замок. Освобожденный оттуда лишь два года спустя, Змаевич поспешил в Карлсбад в Чехии, где пребывавший тогда там Петр после двухчасового экзамена принял его капитаном в галерный флот. Капитан-командорский чин Змаевич получил в следующем году, уже за отличия в финляндском походе галерного флота.

Итак, вечером авангард гребного флота под командованием капитан-командора Змаевича в 20 скампавей перешел из бухты Тверминне к месту стоянки сторожевого отряда. Главные силы были также приведены в готовность к переходу.

В ночь с 25 на 26 июля, как и обещали рыбаки, установилась штилевая погода. Шведская эскадра стояла на Гангутском плесе так близко к берегу, как это позволяли глубины. Однако оставшихся кораблей было уже явно недостаточно для того, чтобы перекрыть весь Гангутский плес и не допустить прорыва наших гребных судов. Впрочем, Ватранг, серьезно обеспокоенный приближением нашего авангарда, приказал своим кораблям ночью перейти под парусами поближе к противнику. Но начавшийся штиль нарушил ордер шведов и вынудил их корабли вновь стать на якорь.

К утру 26 июля Петр принял окончательное решение — авангарду идти на прорыв, причем обойти шведский флот мористее, вне дальности его огня.

Командир авангардного отряда Матвей Змаевич получил приказ «объехать неприятельский флот морем», то есть прорваться мимо шведской эскадры Два десятка галер авангарда, выдвинутые еще накануне на исходную для прорыва позицию, были давно в полной готовности к бою. Перед их командами стояла нелегкая задача — прорваться вокруг Гангутского полуострова мимо шведской эскадры и укрыться в шхерах к западу от Гангута. Предстояло пройти на веслах более полутора десятков миль на веслах при максимальном темпе гребли и с большой вероятностью боя со шведами. Но иного выбора не было.

В 8 часов утра галеры Змаевича начали движение. Пока авангард проходил шхеры, шведы пребывали в неведении о начале прорыва

Но едва наши суда вышли из-за островов и начали обход шведского флота, Ватранг немедленно сыграл «алярм», но было уже поздно.

Внезапность и штиль сделали свое дело. Парусные корабли были лишены возможности двинуться под парусами. В отчаянии Ватранг приказал буксировать корабли шлюпками и идти наперерез русским галерам, но было уже поздно. «Мой корабль, — писал шведский командующий, — был взят на буксир тремя шлюпками и одним шхерботом, но все же я не мог подвергнуть галеры серьезному обстрелу, хотя я стрелял в них из пушек. Чем ближе, однако, я со своим кораблем, находившимся на главном пункте, и другие наши суда подходили к ним, тем дальше они уходили в море».

Несмотря на обстрел шведов, галеры продолжали прорыв. Большинство шведских ядер падало с недолетом, неприятель не успевал выйти на дистанцию эффективного огня. Отряд Лиллье, повернувший по сигналу Ватранга на соединение с главными силами, также не смог продвигаться из-за штиля.

— Навались! — не кричали, а буквально молили офицеры истекающих потом солдат на веслах

Впрочем, эти призывы были напрасными. Те и так гребли на пределе своих сил, прекрасно понимая, что цена их гребли — это их жизнь.

К 10 часам утра авангард Змаевича успешно обошел Гангутский полуостров и уже приближался к шхерам.

Однако едва галеры миновали Гангут, навстречу им с запада показалось несколько шведских кораблей. Это был отряд контр-адмирала Таубе (фрегат, галера и 6 шхерботов), дополнительно вызванный Ватрангом с Аландского архипелага для усиления. «Слышана была в шхерах из пушек многая пальба», — отметил в своем журнале Федор Апраксин, находившийся в это время в Тверминне. Когда противники сблизились, началась перестрелка, но она была недолга. Не приняв боя, контр-адмирал Таубе повернул вспять и, отказавшись от присоединения к эскадре, предпочел скрыться в шхерах. «Я принужден был повернуть немедленно назад, чтобы не быть взятым», — оправдывался впоследствии Таубе.