История зеркала - Анна Нимова Страница 36

Ансельми внимательно смотрел на меня.

– Вообще-то я хотел спросить: почему ты избегаешь женщин.

– С чего ты взял? – машинально повторил я, какой раз за ту ночь.

– С чего взял? – передразнил он. – Право, Корнелиус, когда у тебя нет желания отвечать, ты начинаешь задавать вопросы.

– Если же у тебя, и правда, нет ответа, – он вытянулся на перине. – Попробую объяснить. Никогда не замечал в тебе интереса к женщинам. Ты не стараешься приблизиться к ним, наоборот, сторонишься. Зачем я добивался, чтобы тебе дали время, свободное от мастерской, как ты думаешь? Антонио со мной согласился: мальчик взрослеет, ему нужна и другая жизнь… Или ты был полностью доволен? – прервал он свою речь, ибо в тот момент по лицу моему скользнула гримаса. Незнакомый человек принял бы её за нежелание говорить, или, того хуже, презрение, на самом деле она носила оттенок той неуверенности, о которой я упомянул. Ансельми понял мои сомнения.

– Тебе это нужно, поверь, – шепнул он. – А то подумают, что ты решил уйти в монахи.

Соскочив с постели, он присел рядом, обхватил меня за плечи.

– Ну же, не молчи. Тебе надо попробовать. Смотри!

Он выложил на стол несколько монеток.

– Следующей ночью меня не будет, но я позабочусь, что бы ты остался не один. Если не придумаешь о чем говорить, начни с того, что спросишь её имя.

Вот так всё случилось. И потом, когда за ней закрылась дверь, и дни после я думал: лучше бы провести ночь с простой девушкой или, может, вроде той, что случайно встретилась в Дижоне. С таким же любопытством и нетерпением она пожелала бы разделить неизведанное и, конечно, не осталась бы так равнодушна. Напрасно на следующее утро Ансельми пытался заговорить со мной. От собственных унылых мыслей я замкнулся более обычного. Ничего не добившись, он оставил меня, но мысли не отставали, увиваясь повсюду.

* * *

31

Угрюмым я проходил несколько дней. Оставался ночевать в мастерской, отмахивался от расспросов. Голос внутри нашептывал, что Ансельми хотел для меня лучшего, но решение его оказалось неверным. Он так же судил по себе, как и я, да, впрочем, как и все. А натура его была другой, другое отношение к женщинам, для него они были необременительным развлечением, простым утолением жажды природной, он сильно удивился, поняв, что я остался так разочарован. Что я искал в них? Увы, сам себя не понимал… Мне хотелось спросить Ансельми: была ли среди его женщин та, чьё лицо заставило сердце биться чаще и воспоминания о ней тревожили душу, но я наверняка знал, что не получу ответа. А может, ответ уже не был значим для меня, случай тот свидетельствовал, что совместное времяпровождение и дружеское расположение ещё не рождают внутреннее сходство и не содействуют сближению натур столь разных, так к чему мне было полагаться на его советы. И тогда, пожалуй, впервые во мне поднялось раздражение на него, я злился, что, не задумываясь, позволил толкнуть себя в эту историю.

Не имея выхода, раздражение копилось, под конец от него сделалось совсем непереносимо. Я понимал: воспоминания о той ночи принесут одну горечь, но вновь и вновь к ним возвращался и чувствовал настолько скверно, даже лишился способности молиться, слова не шли с языка, былая пустота заняла своё место. Вот именно – своё место… Никуда она не исчезала, так, дремала всё это время, чтобы при первой возможности заявить о себе с новой силой. Каким же я был самонадеянным, раз считал, что смог полностью от неё избавиться! И какое может быть от неё исцеление? Неужели, раз поселившись, она будет следовать за мной всю оставшуюся жизнь, заставляя беспричинно мучиться.

Тогда, совсем отчаявшись, решил разыскать отца Бернара. Странное дело… Несколько раз после литургии я вынужденно подходил к священнику, и, услышав от меня десяток ни к чему не обязывающих слов, тот, особенно не раздумывая, позволял пойти к причастию. И ни разу я не выбрал для своей скороговорки отца Бернара. Иногда в церкви он проходил совсем близко от меня, я же, пряча глаза, делал вид, что не замечаю. Но сейчас, когда накопилось многое, от чего с радостью бы избавился, и просто необходимо выговориться, никому другому не смог довериться. Нет, Боже сохрани, я не собирался рассказывать о Пикаре, конечно, надо проявлять осторожность. Хотел лишь рассказать о случившемся в Париже…

Я выбрал вечер после работы, избегая, чтобы меня видели другие. Сам того не сознавал, но искал одиночества. Предупредил Ансельми, что приду позже, но от дальнейших объяснений воздержался. Мы разошлись на улице Рейн, мне показалось, он несколько раз оглянулся, явно заинтересовавшись, куда я могу пойти вечером. Про себя я довольно насмешливо пожелал ему догадаться об этом без лишних вопросов… Ровно так, как однажды он заявил, что лучшее происходит между людьми, когда они понимают друг друга по молчанию.

В аббатстве я довольно долго бродил по опустевшему двору. Зимой день у них заканчивался примерно как в мастерской, а летом – раньше: мы работали до захода солнца, жизнь монахов меньше зависела от присутствия светила в небе. Церковь заперта, кругом – ни души, должно быть, разошлись по своим кельям, готовясь отойти ко сну, чтобы подняться, едва минует второй час пополуночи. Наконец, из трапезной вышел какой-то служка, неторопливо переваливаясь, вытирая рот концом рукава. Пока он, задержавшись на крыльце, перебирал ключи, я спросил об отце Бернаре, он только небрежно отмахнулся.

– Отец Бернар собирался быть вечером у отца настоятеля. Приходи завтра.

Я было направился к воротам, решив, что пришло время запирать их на ночь, но служка ушел, и то ли забыл про ворота, или не считал их своей обязанностью. Тогда я остался поблизости, почему-то уверенный, что всё-таки увижу отца Бернара. А может, мне просто не хотелось уходить. Согретый теплым вечером и не испытывая неудобств, я чувствовал себя здесь гораздо лучше, словно опускавшиеся на аббатство сумерки заботливо несли желанное забвение.

Близился к концу первый месяц лета, время, когда природа дышит в полную силу, не опасаясь обжигающего холода, а воздух наполняется особым пряным вкусом, от него исходит живительная сила, и даже усталость после напряженной работы делается приятной.

Вот это дерево – теперь с густой листвой на кроне – возле него я стоял, когда встретил Ноэль. Я повернулся в сторону, откуда она тогда пришла, и почти увидел, как навстречу движется крохотная фигурка. Сейчас она приблизится, я услышу её высокий голос, а может, даже решусь заговорить первым… Я потряс головой, отгоняя наваждение, и впереди осталась пустая дорога, обрамленная по краям плотно стоящими деревьями. Но мгновение спустя фигурка снова представилась моим глазам. Неожиданно мне понравилась такая игра.

Отец Бернар не сильно удивился моему позднему явлению или сделал вид, что не удивился – мы увиделись, когда он возвращался от настоятеля. Неподходящий час для встречи – времени оставалось лишь на краткий разговор, но его мне хватило предостаточно. После обычного приветствия я решал, с чего вступить, отец Бернар заговорил, опередив мои слова:

– Я рад, Корнелиус, что теперь ты приходишь в церковь, надеюсь, душа твоя перестанет тревожиться.