Красный монарх: Сталин и война - Саймон Себаг-Монтефиоре Страница 36

– Узнайте, есть ли у ваших товарищей лопаты?

– Что вы сказали, товарищ Сталин? – не понял собеседник.

– Есть ли у них лопаты? – повторил Верховный главнокомандующий. Он услышал, как комиссар спрашивает о лопатах.

– Какие лопаты, товарищ Сталин, – наконец вернулся он к телефону, – шанцевые или совковые?

– Любые.

– Да, у нас есть лопаты. Что нам с ними делать?

– Передайте своим товарищам, – спокойно сказал Сталин, – чтобы они взяли лопаты и вырыли себе могилы. Мы не оставляем Москву. Они тоже остаются…

Сталинские царедворцы не могли забыть о распрях даже в такой ответственный момент, когда решалась судьба страны. Даже в это время они продолжали ссориться и ругаться. Сталин приказал Молотову отправиться в Куйбышев и проверить, как там Вознесенский руководит правительством.

– Пусть со мной поедет Микоян, – попросил Вячеслав Михайлович.

– С какой стати? – обиделся Анастас Микоян. – Я тебе не хвост.

– В самом деле, Анастас, почему бы тебе не съездить с Вячеславом в Куйбышев? – поддержал Молотова Сталин.

Микояну пришлось ехать. Через пять дней вождь отозвал эмиссаров в столицу.

Немецкие танки неумолимо двигались вперед по замерзшей земле и снегу. Они угрожали окружить Москву. Георгий Жуков бросил в бой последние резервы. За четыре месяца войны Красная армия потеряла три миллиона солдат и офицеров.

Как-то Сталин поинтересовался у одного генерала, что может спасти столицу.

– Резервы, – ответил военный.

– Любой идиот может защитить город с резервами! – рассердился вождь, но все же выделил ему с барского плеча пятнадцать танков.

Маленков сообщил, что танки закончились. В это трудно поверить, но всего за какие-то несколько месяцев огромные военные ресурсы безграничной советской империи сократились до жалких пятнадцати танков. Ведомство Геббельса торжественно объявило в Берлине, что России пришел конец. Но немецкие танки и бронетранспортеры все чаще ломались посреди грязи и льда. Солдаты и офицеры замерзали и валились с ног от усталости. Немцы вновь остановились, чтобы перегруппировать силы и подготовиться к последнему броску. Командование вермахта было убеждено, что Сталин исчерпал все резервы. Однако в его кожаном блокноте оставалась страничка, о которой никто не знал.

Границы на Дальнем Востоке охраняли от Японии советские войска общей численностью 700 тысяч штыков. Еще в конце сентября Рихард Зорге сообщил в Москву, что Страна восходящего солнца не нападет на Россию. 12 октября Сталин обсуждал позицию Японии с руководителями дальневосточных регионов. Они тоже подтвердили, что Токио, согласно донесениям местной разведки, не собирается предпринимать военных действий в отношении Москвы. Лазарь Каганович совершил маленькое чудо. Десятки железнодорожных составов безостановочно провезли через всю страну 400 тысяч солдат, 1 тысячу танков и 1 тысячу самолетов. Последний поезд с живой силой и техникой покинул Дальний Восток 17 октября. В конце месяца свежие войска, о которых не знали немцы, начали сосредоточиваться за Москвой.

* * *

Наконец Сталин переехал в свой новый кремлевский бункер, который был точной копией Маленького уголка вплоть до панелей из мореного дуба на стенах. Правда, его длинные коридоры больше напоминали спальный вагон, чем жилые и рабочие помещения. Справа располагался ряд дверей, около каждой стояла охрана. Офицеры охраны ждали своей смены в одной из комнат отдыха слева. За ними приходил Александр Поскребышев. Он отводил их в просторную ярко освещенную комнату с большим столом в углу. Сталин часто прогуливался по кабинету. Обычно его сопровождал начальник Генерального штаба, болезненный маршал Шапошников.

Борис Михайлович Шапошников был чуть моложе Сталина. Его редеющие волосы разделял пробор в центре. У него было всегда усталое лицо с желтоватым оттенком и татарскими скулами. Казалось, Шапошникова заставляет двигаться черная магия Вуду. Выглядел он как живой труп, скончавшийся не меньше трех месяцев назад. Как отозвался о нем один британский дипломат, маршал Шапошников «наверняка был очень старым, даже когда еще был жив». Борис Михайлович называл всех голубчиками. Своими мягкими манерами и лоском этот царский полковник покорил вождя. Однажды вождь узнал, что какие-то генералы не доложили вовремя в Генштаб. Сталин сердито поинтересовался у Шапошникова, наказал ли он их. Конечно, ответил маршал, он их сильно отругал.

– Для солдата это не наказание, – грозно сказал Сталин.

Шапошников пожал плечами и принялся терпеливо объяснять, что согласно старинным военным традициям, если начальник Генштаба отчитывает провинившегося, тот должен уйти в отставку. Сталин только улыбнулся такой доброте.

Несмотря на всю свою мягкость, маршал Шапошников относился к той породе людей, которые способны выжить при любых условиях. В двадцатые он критиковал Михаила Тухачевского и был его судьей в 1937 году. В свое время он даже обвинил в саботаже кухарку, которая нечаянно пересолила мясо. Еще маршал славился педантизмом и осторожностью. Он никогда ничего не подписывал, предварительно не прочитав документ со всем вниманием. В присутствии Сталина Борис Михайлович, казалось, не имел собственного мнения. Он никогда не говорил, что думает по тому или иному вопросу, никогда не возражал, если отменяли его приказ. Шапошников был единственным военачальником, которого Сталин называл по имени и отчеству. Только Шапошникову он разрешал курить у себя в кабинете.

Война подошла практически к стенам Кремля. Территория старинной крепости сейчас была вся изрыта воронками от бомб. Однажды ударная волна даже сбила с ног Анастаса Микояна.

28 октября Георгий Маленков работал на Старой площади. Сталин вызвал его в Кремль. Только Маленков выехал к вождю, как в здание, в котором он находился считаные минуты назад, попала немецкая бомба.

– Я спас тебе жизнь, – с улыбкой сказал ему Сталин.

Иосиф Виссарионович как-то изъявил желание полюбоваться артиллерийским обстрелом немецких позиций. Сопровождать его на передовую предстояло Лаврентию Берии. Чекист очень боялся оказаться крайним, если что-то случится. Машины с Верховным главнокомандующим и многочисленной охраной направились по Волоколамскому шоссе к линии фронта. Через какое-то время послышался грохот взрывов. Николай Власик остановил кортеж и запретил ехать дальше. Сталину пришлось подчиниться. Он наблюдал артобстрел с расстояния. На обратном пути лимузин вождя столкнулся с танком. Охранники едва не умерли от разрыва сердца. Берия заставил Сталина пересесть на другую машину и вернуться домой. Поездка не оправдала всех надежд Верховного, но тем не менее настроение у него улучшилось. Он даже разрешил Светлане приехать на пару дней в Москву. Однако в бункере опять стал суровым вождем. Он не обращал на дочь внимания и ругал за многочисленные привилегии советскую элиту, которая отсиживалась сейчас в Куйбышеве.

Голова у великого актера и режиссера в это время была занята более важными делами, чем разговоры с дочерью. Сталин готовил очередное важное представление.