Крестовые походы - Оливия Кулидж Страница 36

– Мои люди их быстро убедят.

Вильгельм решил быть осмотрительным и показать, как он обеспокоен. Его огромное тело заколыхалось.

– Мы пришли с охранным свидетельством.

С беспечной уверенностью Сицилиец помахал рукой:

– Поступай как знаешь, но к полудню уговори своих людей.

Вильгельм немного поерзал, стараясь скрыть облегчение. Ему стало ясно, что Сицилиец предпочел договориться, а не драться. А раз так, на него можно было надавить.

– Полдень – срок слишком близкий, – осторожно сказал он. – И я не думаю, что мусульманин поступает мудро, угрожая портовой войной, особенно в то время, когда повсюду говорят о святых чудесах и неверных богохульниках. Пожалуй, если бы один из этих детей был убит, что вполне возможно, – он со значением выдержал паузу, – то никто не спас бы мусульманина от разъяренных горожан.

– Наше соглашение, – сердито, но испуганно возразил Сицилиец, – было твоей идеей.

– Было, было, – спокойно согласился Вильгельм, – на моих условиях.

Сицилиец щелкнул пальцами:

– Вот тебе твои условия! Я дам неделю.

Вильгельм это обдумал и заключил, что Сицилиец, несмотря на всю болтовню, был пешкой для своих людей, которые имели численное превосходство перед людьми Вильгельма. Дело могло закончиться стычкой, но Вильгельм предпочитал драться по-своему. Требовалось потянуть время.

– Одну неделю. Я поговорю с моими капитанами.

Вильгельм и Гуго встали и ухитрились пробраться к двери и выйти на улицу, не поворачиваясь спиной к Али и его капитану. Никто их не подстерегал и не напал на них, когда они вышли, и это ясно показало, что Али рассчитывал на сдачу.

– Дурак! – Вильгельм был немногословен.

Гуго положил руку на короткую дубинку, железная верхушка которой дала ему прозвище.

– Подождем их здесь? – шепотом спросил он.

Вильгельм презрительно хмыкнул:

– Сицилиец слишком хитер, чтобы выходить в ту же дверь, через которую вошел. В подвале есть свободный проход, ведущий через шесть домов в переулок.

– Откуда ты знаешь?

– Хозяин сказал.

Железный Гуго промолчал. У Борова Вильгельма имелись различные способы убеждать людей делать что он хотел. Кроме того, чтобы попасть в нужный переулок, им пришлось довольно долго следовать петляющим маршрутом, и Вильгельм, несмотря на свою массу, двигался быстро. Он хотел занять позицию раньше, чем выйдет Сицилиец.

Они прошмыгнули мимо старого сторожа, описывавшего круги с фонарем и знавшего Вильгельма достаточно хорошо, чтобы смотреть в противоположную сторону. Свет фонаря, однако, обнаружил странную картину. Прижавшись к порогу, для тепла обхватив друг друга руками, скорчились бездомные бродяги, отребье из крестоносцев, увечные, со стертыми ногами, которые прокрались в город, когда закрывали ворота, и завалились спать на улице. Вильгельм пнул одного из них, чьи ноги оказались у него на пути, и злобно выругался:

– Черт бы тебя побрал, отродье… – Он на бегу продолжал бормотать непристойности все тише и тише, пока не умолк совсем. Дело, предстоявшее им с Гуго, не нуждалось в свидетелях, и требовалось, чтобы переулок был пуст.

К несчастью для Вильгельма, группа юных крестоносцев выдернула задвижки в лавке поношенной одежды на углу того самого переулка. Они ограбили лавку, выломали доски, разожгли с их помощью огонь, на котором жарили неаппетитные мясные обрезки. Владелец лавки, один из тех мусульман, которые, как и сицилийцы, наводняли порт, решил, что поступит мудро, примирившись с потерями. Таким образом, узенький переулок, в котором предполагалось совершить черное дело, был полон народа, словно пивная, не говоря уже о том, что его освещало прыгающее пламя импровизированных факелов. Боров Вильгельм остановился, не выходя на свет, и с удвоенной энергией выругался:

– Клянусь Богом и всеми святыми, если бы это была любая другая ночь, погрузил бы я вас на корабль и продал в Тунис.

– Какой груз! – согласился Железный Гуго, который по опыту знал, что свеженький мальчик был таким товаром, за который мусульмане всегда давали приличную цену. – Если мы не подберем здесь парочку, значит, наше дело совсем плохо, – добавил он с надеждой.

– Чтобы нас повесили на рыночной площади. – Вильгельм презрительно фыркнул. – Нам сейчас одного врага довольно! У нас война на носу. – Он поспешно удалился, не желая, чтобы его увидели в этом месте: тогда стало бы ясно, что ему известно о тайном выходе и что он явился к нему с дурными намерениями.

На три дня задержался Стефан в городе, пока отряды отставших крестоносцев медленно собирались в примитивном лагере за стенами города; среди них были больные и умирающие, а были и нагруженные добром, награбленным по пути. Гильдия пекарей установила для них печи, трактирщики давали пиво, богатые купцы – одежду. Даже Боров Вильгельм, чей интерес к крестовому походу изумлял всех, кто его знал, погрузил на тележку пару больших бочек с солониной и лично доставил их высокому священнику, стремясь завоевать своим жестом его полное доверие.

– Его звать Тома, – сообщил он Железному Гуго, – он сын сестры епископа де Бове.

– Значит, сестра епископа родила унылого дурака, – съязвил Гуго, обеспокоенный тем, что Вильгельм не старался свести счеты с Али и даже не обсуждал дело с капитанами. – Надеюсь, он отравится твоей провизией, – добавил он злобно.

За то короткое время, на которое задерживался поход, молодой священник Тома стал заметен в городе своим ростом, энергией, религиозным служением и невиданной набожностью. Крестовый поход сопровождало незначительное число священников, и в основном это были простые крестьяне, не пользующиеся авторитетом. Городское духовенство, получившее инструкции от своего епископа, монахи, послушные своему аббату, и даже святые братья ордена святого Франциска предупреждали, что лишь святые творят чудеса. Несмотря на невинную веру многих из них, практичные горожане скоро обнаружили, что некоторые их гости были бесстыдными ворами. Гуго считал их умнее священника Тома и прямо об этом заявил; но Вильгельм задумчиво почесал рыжую голову и выразил мнение, что иногда вера бывает полезна.

– Вот увидишь, – пообещал он.

На третий день все дети в количестве приблизительно семи тысяч собрались на рыночной площади и ведущих к ней улицах; они несли узелки с подарками от любезных хозяев и поднимали деревянные кресты, свое оружие против неверных. На всех лицах сияли улыбки, ибо они ждали, что трудности путешествия закончатся, когда Бог раздвинет море и возьмет их под свою защиту.

Стефан расположился позади алого знамени и повел их в гавань, туда, где пристань уступала место открытому пляжу, на который можно было вытягивать рыболовные баркасы, подложив под днище примитивные катки. В то утро на всем этом участке не было ни одной лодки, поскольку практичным морякам вовсе не хотелось, чтобы их потопила приливная волна, вызванная великим чудом. Стефан остановился у линии высохших водорослей, оставленных последним штормом, остальные дети толпились сзади, растянувшись вдоль той же линии, словно перед оградой. Алые флаги обеспечивали лишь примерный порядок, никаких колонн, шеренг – просто скопление детей, собравшихся на берегу моря.