Нерон. Царство антихриста - Макс Галло Страница 36

— Кого могут защитить рабы, не сумевшие уберечь от опасности Педания Секунда? — вопрошал Гай Кассий Лонгин. — Кто защитит домочадцев, если слуги, даже под угрозой смерти, не способны отвратить от них беду?

Иными словами, этих рабов надлежало казнить. Всех — мужчин, женщин, детей.

Сто раз в ночной тишине перебирал я в голове эти доводы, повторял слова Платона, приведенные Сенекой: «Рабы — неудобная собственность». Однако великие мужи Греции от этой собственности не отказывались. Все это должно было меня убедить и успокоить. Но я ощущал подавленность, меня мучила бессонница.

Между тем уже светало. Я вышел из дому и по улицам, забитым толпами рабов и загроможденным повозками с амфорами или другой поклажей, дошагал до Бычьего форума, где состоялась казнь четырехсот рабов.

По мере того как я подходил к этому кварталу, где протекала большая Клоака, вбирающая в себя все сточные воды города, я замечал группы мужчин и женщин — женщины были в черных покрывалах, — которые двигались в том же направлении, что и я. Они шли, прижавшись друг к другу, их лица были серьезны и спокойны. В такт их медленной поступи раздавался какой-то ритмичный звук, нечто вроде речитатива. Сжатые руки они держали возле губ. Я решил, что это иудеи.

Презиравший их Сенека уверял, что они развращают Рим, и в городе их становится все больше. Сегодня их тут не меньше пяти-шести легионов. Они выплескиваются со своей религией на улицы города, как будто их приносит Клоака.

Я обогнал это шествие и через несколько сотен шагов увидел большой пустырь. Утыканный крестами с телами казненных, он напоминал скорбный лес, вокруг догорали костры.

Лицом к цепи солдат на коленях стояли мужчины и женщины. Я подошел ближе. В дыму виднелись тела женщин и детей, связанных и сильно обгоревших. Все мужчины были распяты. Над пустырем в предвкушении добычи кружили птицы.

Я услышал тот же ропот, что сопровождал меня вдоль всей дороги.

Худой мужчина с длинными волосами и черной бородой, закрывавшей пол-лица, шел, легко касаясь рукой склоненных голов коленопреклоненных мужчин и женщин. Я поймал его взгляд, и пронзительный блеск его глаз поразил меня. Я был ошеломлен. Вспомнились шесть тысяч крестов, поставленных Крассом вдоль Аппиевой дороги в ознаменование победы над Спартаком. Сколько крестов было здесь? Сотни три, не меньше.

В лучах солнца, начинавшего всходить над холмами Рима, я ясно различал обугленные и распятые тела рабов Педания Секунда.

Худой человек подошел ко мне.

— Меня зовут Линус. Я верую в Бога Христа. Некоторые из этих рабов были нашими братьями и сестрами, сыновьями Христа. Наш Господь, который тоже был распят, восстал из мертвых. Эти восстанут тоже.

Я знал секту Христа. Ее создал иудей, носивший это имя, но его ученики терпели гонения от иудейских священников.

Учеников Христа называли врагами рода человеческого. Говорили, что они отравляют воду в колодцах и фонтанах, поджигают чужое добро и храмы, отказываются совершать жертвоприношения в честь императора и богов Рима. Уверяли, что они способны на любое преступление, что они даже пожирают младенцев. Их религия была основана на суевериях, опасных для государства. И в то же время их число непрерывно росло. Прорицатель Бальбил, астролог и математик, утверждал, что они подобны сорнякам, что прорастают повсюду. Среди христиан встречались и иудеи, но большинство новообращенных были римскими простолюдинами, рабами и даже гражданами из благородных семейств.

Шепотом рассказывали, что Акта, вольноотпущенница, некогда делившая с императором ложе и участвовавшая в оргиях, тоже соблазнилась этими суевериями и теперь молилась Христу. Женщин секта привлекала тем, что проповедовала целомудрие, отвергала извращения, превозносила чистоту и умеренность.

Христиане никогда не участвовали в процессиях, носивших по городу изображения огромного фаллоса.

Они не признавали даже обрезания!

Сенека сообщил, что Нерон высказал недовольство сектой, отказывающейся признать его сыном Аполлона, благодетелем простонародья, лучшим из императоров, дающим римлянам хлеб и зрелища и предстающим перед ним, чтобы очаровать подданных своим голосом, игрой на кифаре и другими своими талантами. Эти варвары не верили в благую силу удовольствий и наслаждений, в то, что настали «блаженные» времена.

Кто же они? Преступники! Ничуть не лучше нечистот, плывущих по водам Клоаки.

Здесь, рядом с крестами и пепелищем, я видел их коленопреклоненными, просветленными и спокойными. Я слышал их молитвы. Угадывал в их шепоте имя Христа, Бога, распятого и восставшего из мертвых, к которому они взывали. Они казались мне умудренными и покорными.

Худой человек сказал:

— Ты ничего не знаешь о нашем Господе Христе, о Его учении, о временах, которые наступают, о воскресении, которое обещано всем умершим.

Его голос окреп:

— Для Него, в благодарность Ему каждый день мы принимаем смерть, подобно агнцам, обреченным на заклание.

Он вытянул руку в направлении крестов и пепелища.

— Но мы верим в Него и мы воскреснем. Остальное не имеет значения. Весь мир не имеет значения. Есть только Христос и наша вера. Так возрадуйся и приобщись к его учению. Вера в Христа осветит твою жизнь.

Внезапно, так, что я даже отшатнулся в изумлении, он схватил меня за руки и притянул так близко, что я отвернулся, чтобы спрятаться от его горящего взгляда.

Но он заставил меня посмотреть ему в глаза.

— Пришел час твоего пробуждения! — сказал он. — Твое вечное спасение в руках Христа. Молись Ему! Чти Его! Ночь прошла, настает день. Так оставь же тьме ее добычу и возьми в руки оружие света. Смело иди вперед, как и полагается при свете дня, избегая пиров и оргий, нечистоты и разврата, споров и зависти. Стань рядом с Христом, но берегись, как бы забота о нуждах этого мира не завладела тобой!

Он оставил меня и пошел в сторону солдат, которые уже направили на него свои копья, и крикнул:

— Помолимся Христу! Ваши братья и сестры восстанут из мертвых! Ночь прошла, наступает день!

Люди все прибывали, падали на колени и подхватывали общую песнь, которая звучала все громче. Они вовсе не казались подавленными, напутанными или возмущенными при виде крестов, погасших костров и птиц, которые с криком уже садились на головы и плечи распятых, чтобы удобнее было клевать.

Поведение этих мужчин и женщин, их молитвы успокоили меня. Отчаяние, снедавшее меня ночью, отступило.

Я направился к вилле Сенеки. На дороге уже было много гладиаторов и черни, вооруженной палками и вопившей, что пора очистить Рим от этой нечисти, от инородцев, навлекавших божий гнев на императора, город и народ Рима.

Они толкали меня, прижимали к стене. На их лицах застыла ненависть, в глазах — безумие. Они жаждали убийств.