Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры - Виктория Финли Страница 36

Ченнино предупреждал художников, чтобы при создании фресок они вообще не использовали свинцовые белила; но далее он предупредил также, чтобы они не использовали желтый аурипигмент, красную киноварь, синий азурит, свинцовый сурик (который получается, когда нагревают свинцовые белила), зеленую ярь-медянку, или венецианскую ярь. Таким образом, художники Дуньхуана, которые использовали все вышеперечисленное, похоже, отделались на удивление легко. Большая часть изображений сохраняет почти такую же яркость, как и почти полторы тысячи лет назад, а наиболее серьезные повреждения заметны там, где свинцовые белила или свинцовый сурик ^[83] соприкасаются с сероводородом и окисляются ^[84]. Те странные фигуры, которые я видела в пещере № 428, когда-то были бледно-розовыми: свинцовая краска лишь слегка тонировала кожу, чтобы сделать картины более реалистичными ^[85], однако с годами розовая плоть превратилась в почерневшие кости; эффектный полуторатысячелетний пример того, как искусство следует жизни.

Жертвоприношение пятилетней девочки

У жителей Дуньхуана есть своя версия происхождения пигментов, содержащая элементы лучших народных сказаний: серьезная проблема, кризис, божество, являющееся во сне и сообщающее сопряженный с опасностью способ решения проблемы, дева, готовая рискнуть всем ради того, во что она верит. Легенда, появившаяся в VIII веке н. э., была записана китайским антропологом Чэнь Юем в 1980-х годах. В те времена в Могао в поисках счастливой жизни приезжали десятки тысяч людей. Среди них были вдовец Чжан и его дочь-подросток. Чжан был одним из самых талантливых художников Китая, известным изображениями изысканных фигур апсар, паривших в бирюзовом небе, как будто их направляло дыхание Будды. Самый могущественный военачальник этого региона, его превосходительство Цао, слышал о репутации отца и дочери и нанял их, чтобы разрисовать новую пещеру. С единственным условием: они должны были закончить работу к восьмому апреля, дню рождения Будды. «Это легко», – подумал Чжан и согласился. Отец и дочь целыми днями балансировали на лесах, рисуя самые изысканные образы. Но самой красивой картиной из всех было изображение богини Гуаньинь, осиявшей пещеру своим сострадательным ликом.

А потом случилась катастрофа – закончилась краска. Белая, необходимая для раскрашивания тела Будды, и зеленая, которой окрашивались ленты. Не было синей краски для того, чтобы нарисовать одежды его слуг, не было красной охры для изображения его лица, не было черной краски, чтобы нарисовать контуры нимба, свидетельствующего о его просветленности. Это не должно было стать проблемой, ведь Дуньхуан был самой крупной остановкой на Великом шелковом пути. В обычный год на рынке всегда можно было найти торговцев, продающих мешочки с киноварью, малахитом, аурипигментом и всеми другими драгоценными красками, необходимыми художникам. Но это был необычный год: сотни художников сидели в пещерах и в палаточных городках вокруг них, рисуя картины к одному и тому же сроку.

Чжан и его дочь знали, какое наказание полагается за несоблюдение сроков. Его превосходительство Цао не был человеком, славящимся добротой и терпением. Они изнывали от тревоги. Однажды ночью дочери приснилось, что она оказалась на высокой долине горы Сан-Вэй, недалеко от Дуньхуана. Вокруг были насыпаны горы красок всевозможных оттенков, но каждый раз, когда она пыталась взять немного, порошок высыпался из ее рук. Затем появилась Гуаньинь, точно такая, какую они изобразили в пещере. «В этой долине много пигментов, – сказала богиня, – но взять их можно только в случае, если у девушки хватит смелости найти их». Она ответила, что сделает это, и получила указание спуститься на дно особого колодца, скрытого под белым песком и защищенного черными скалами. Только чистая девушка сможет спуститься в колодец, так сказала богиня. Только тот, кто чист, сможет найти чистые краски.

На следующий день девочка, ее отец и двое помощников отправились в путь по монохромному ландшафту до указанного места. Девочку аккуратно обвязали веревкой и спустили вниз. Она была уже на середине пути, когда узел соскользнул, и она упала на дно колодца. Последнее, что почувствовала девочка, был удар о тонкий камень на дне, когда ее тело врезалось в него; а когда скорбящий отец посмотрел вниз, все, что он мог видеть, – это забивший на этом месте родник, из которого текли пять красок, о которых он молился. Черная, красная, зеленая, синяя и, конечно же, драгоценная чисто-белая – все это струилось волшебным цветным водопадом.

Конечно же, это просто великолепная конфуцианская мораль о людях, жертвующих своей жизнью ради блага общества. Но эта легенда также показывает, что местные жители задавались тем же вопросом, которым позже зададутся искусствоведы: откуда могли взяться все эти чудесные краски?

Приключения Лэнгдона Уорнера

Мой гид в Дуньхуане оживилась только в пещере № 16, где в начале ХХ века проводились кое-какие отвратительные реставрации, в результате которых некоторые из Будд выглядят как телепузики с неумело подкрашенными точками на глазах. Но заговорила она о другом. «Одна из наших статуй пропала, – зловеще заявила она, махнув рукой в сторону Будды династии Тан, которого обслуживали трое асимметрично нарисованных слуг, а не четыре. – Американец украл наше сокровище».

Этим «американцем» был молодой исследователь-археолог по имени Лэнгдон Уорнер, путешествие которого в Дуньхуан в 1925 году спонсировал Гарвард. И главная причина, по которой ему выделили деньги на столь далекое, долгое и рискованное путешествие по стране, переживавшей особенно жестокую фазу борьбы с иностранцами ^[86], заключалась в том, что университет стремился больше узнать о пигментах. Были ли они местными или их привезли издалека? Изменились ли цвета или оставались неизменными в течение шестисот лет? История красок – это история древних торговых путей, решили казначеи из Гарварда, оплатившие поездку Уорнера. И они хотели получить ответы на свои вопросы.