Вандалы – оклеветанный народ - Вольфганг Акунов Страница 36

Хотя отчаянное положение, в котором оказался Бонифаций, подтверждается латинскими источниками, хотя еще до вторжения вандалов в Африку против него высылались римские карательные экспедиции, хотя стремление провинций неудержимо дряхлеющей Римской «мировой» державы к независимости (часто маскируемое религиозными мотивами, выступающее под ширмой тех или иных ересей, т. е. отклонений от веры, господствующей в имперском центре, или, к описываемому времени — в двух имперских центрах, Риме и Константинополе) вызывало бесчисленные аналогичные эксцессы, многие светила вандалистики, включая Людвига Шмидта, сомневались в достоверности истории о приглашения вандалов Бонифацием. Указывая на тот многократно подтвержденный факт, что Бонифаций еще до начала вторжения вандалов в Африку начал налаживать отношения с Римом, фактически достигнув примирения с имперским центром западной части «мировой» империи «потомков» Ромула. Что ж, возможно, и так. Но тогда он оказался в роли чародея, выпустившего злого духа из бутылки и не способного загнать его туда обратно…

Порой мы забываем, что древние мыслили и жили в иных временных масштабах. Когда посланцы Бонифация вели переговоры с вандальскими соправителями в Испании, им еще не было известно о наметившемся примирении своего господина с Римом. Когда же они об этом узнали, было уже слишком поздно. Не могли же они просто сказать вандалам: «Да нет же, вы нас не так поняли, оставайтесь-ка лучше в Испании!». Хотя бы потому, что невозможно управлять целым «народом-войском», собравшимся в поход, как ручной продуктовой тележкой в универмаге самообслуживания. У Бонифация не было и практической возможности воспрепятствовать вторжению. Ибо гипотеза, высказываемая и принимаемая на веру ранее многими историками (в том числе и автором этих строк), что переправа вандалов через Гадитанский пролив осуществлялась на предоставленных Бонифацием кораблях, по трезвом размышлении представляется мне сегодня крайне маловероятной, да и, в общем-то, ненужной. Дело в том, что комит Африки Бонифаций, вкупе со всеми рыбаками Бетики вместе взятыми, не смог бы, даже объединив свои усилия, доставить морем разом восемьдесят тысяч (!) мигрантов, отправившихся в Африку за Гейзерихом, даже до Уники Колонии (позднейшего алжирского Орана). Французское «светило вандалистики» — Кристиан Куртуа — в свое время не поленилось подсчитать, на радость будущим историкам, что, с учетом немалой численности команд тогдашних кораблей, предназначенных Бонифацием и Гейзерихом для перевозки «морских мигрантов», которых ведь необходимо было снабжать в пути едой и питьевой водой, потребовалось бы вывести в море две с половиной тысячи судов. Подобное количество кораблей, да еще сконцентрированных в одном месте, не имелось в распоряжении не только наместников-комитов отдельных римских провинций, но даже римских императоров в пору расцвета их средиземноморской державы (к примеру, флот императора Константина I Великого насчитывал «всего-навсего» две тысячи кораблей). Гораздо проще было с помощью конфискованных в южной Вандалузии рыбацких судов, так сказать, челночным методом, перевезти в район Тингиса (современного марокканского Танжера) за четыре-пять недель необходимое количество людей, коней, домашнего скота, оружия и прочего.

Но, если это так, вандалы вполне могли при переправе через Гадитанский пролив обойтись и без помощи флота римского комита Африки Бонифация. И споры вокруг направленного им якобы пригласительного письма Гундериху и Гейзериху (в стиле «Придите и владейте нами») лишаются всякого значения. Кроме, может быть, значения дополнительного довода в пользу вторжения (ведь из приглашения вандалы узнали о хаотичной ситуации в Африке, исключавшей мало-мальски организованное сопротивление со стороны размещенных там римских войск). Необходимость переправы вандалов в римскую Африку, с учетом постоянных конфликтов в Испании со свебами и латентной угрозы, исходившей от ушедших — кто знает, надолго ли? — из Испании в Галлию вестготами, не подлежала никаким сомнениям (во всяком случае, для «Зинзириха-риги»). В Испании его народу грозила постоянная война сразу на три «фронта» — против свебов, вестготов и римлян. Переправившись в Африку, вандалы обрели бы долгожданный мир и возможность укреплять и увеличивать свой флот, стремясь к господству над всем Средиземноморьем.

К тому же Гейзерих знал, что богатая римская Африка, на протяжении многих столетий в основном вывозившая зерно и прочие свои продукты, не ввозя особенно много продуктов (да и ввозимые немногие продукты были не слишком-то ценными), оставалась почти не затронутой нашествиями «варваров», в то время как прочие римские провинции к описываемому времени были варварами не просто ограблены, но прямо-таки опустошены. Никто не знал это лучше вандалов, активно принимавших участие в этом опустошении. Именно потому, что вандалы в своем долгом походе на Запад так много награбили, и потому, что по пути к вандальскому «ядру» успело присоединиться множество иноплеменников — любителей пограбить, собранный Гейзерихом на юге Испании «народ-войско», обремененный огромным обозом, именуемый многими античными историками «ордой» — в значении «беспорядочное скопище» — таким «беспорядочным скопищем» не был. Даже его вооруженная часть была многонациональной, включая, по разным подсчетам, от шестнадцати до двадцати тысяч воинов разных племен. Ядро, костяк этих вооруженных сил составляли наиболее многочисленные и боеспособные астринги (именно признание за ними этих качеств было причиной избрания «военного царя» из их среды). Но к этому вандальскому ядру присоединилось (как всегда бывает в таких случаях) и немало готских «рыцарей удачи», не ушедших вслед за своим царем Вальей из Бетики, немногочисленные силинги, пощаженные вестготским мечом, и даже обедневшие романизированные кельтиберы и иберы — разоренные испанские земледельцы, не желавшие, после многочисленных войн за Испанию, продолжать пахать и сеять только для того, чтобы «чужие» (вторгнувшиеся в «римскую» Испанию извне), или «свои» (служащие под римскими знаменами) варвары снимали и съедали урожай.

Не было в «народе-войске» Гизериха только представителей одного единственного народа из числа осевших в «римской» Испании варварских племен — свебского племенного союза, возглавляемого царем Гермерихом. Возможно, свебы и рады были бы присоединиться к Гейзериху, но тот отказался принять их в свое войско. У «Зинзириха-риги» явно не было желания брать с собой в североафриканскую «Землю обетованную» своих свевских соперников и их царя, ставшего бы «третьим лишним» в облюбованной вандалами для себя римской Африке. С другой стороны, автору этой книги представляется сомнительной версия, согласно которой отказ вандалов взять с собой в заморскую экспедицию своих прежних свебских попутчиков и собратьев по оружию мог послужить причиной последнего, особо яростного нападения свебов на вандалов в Испании весной 429 г. Мне кажется, что в данном случае следовало бы разделять соображения индивидуальной психологии и соображения психологии народной, ибо реакцию целого народа на полученный отказ нельзя сравнивать с реакцией отдельного человека, получившего отказ от предмета своих любовных, или даже матримониальных, планов. Скорее можно предположить, что свебы решили воспользоваться последним предоставившимся им удобным случаем, и потому, во главе со своим молодым военачальником Гермигаром, обрушились на стан вандалов, приготовившихся к переправе в Африку. Свебам предоставилась великолепная возможность завладеть всем добром, награбленным вандальскими мигрантами за время их дальнего похода. Ведь наиболее боеспособная часть вандальского «народа-войска» уже плыла по морю в римскую Африку, в то время как его обоз с награбленным в римских владениях добром все еще ждал погрузки на суда в Испании. Не менее важным для свебов было успеть завладеть освободившимися после отплытия вандалов плодородными землями Бетики-Вандалузии до их захвата третьей силой — например, оставшимися в Испании вестготами или оправившимися от поражения римскими войсками Кастина.