Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году - Лионель Данстервилль Страница 36

С таким пестрым составом населения гораздо сложней, чем в Хамадане, разобраться с проблемой вражеских агентов. Там любого человека с белым или просто светлым лицом могли сразу же арестовать — и наверняка этому человеку не следовало находиться на свободе. Но если бы вам захотелось действовать подобным образом здесь, то пришлось бы арестовывать половину города.

Бичерахов поддерживал порядок грубо, но решительно, и его преданный лейтенант Совлаев был готов пойти на риск и арестовать многих безобидных людей в надежде, что где-то среди них может оказаться один виновный. Поскольку мне пришлось взять на себя ответственность и разобраться с этими арестованными, я вскоре обнаружил, что большое количество случайных арестов ставит меня в тупик. Однажды я пожаловался, что у меня на руках довольно много таких подозреваемых, а так как против большинства из них, по-видимому, ничего нет, я предложил освободить их. На что Совлаев возразил: «Действительно, против большинства из них, скорее всего, ничего нет, но никогда нельзя сказать наверняка. Мне не нравится, как выглядит любой из них. Я предлагаю вам никого из них не наказывать и не заключать под стражу; просто отвезите их всех в Багдад на грузовике и отпустите домой пешком. Это проветрит им мозги».

Совлаев представлял собой великолепный образец осетина из того же района Северного Кавказа, что и Бичерахов. Примерно 5 футов 9 дюймов (1,75 м) ростом, великолепного телосложения, с мощными мускулами, не предвещавшими ничего хорошего для любого, кто попадал в его лапы, — а поскольку большинство арестов он производил лично, его пленники обычно могли засвидетельствовать мощь его хватки. Вероятно, лучше всего его методы подходили для крайне сложной ситуации, когда невозможно было получить точные доказательства против какого-либо конкретного человека. Однажды он влетел в «Отель де Франс», дабы арестовать владельца, но тот увидел его и успел скрыться через заднюю дверь. Упустив свою добычу, Совлаев издал зычный рев, оглушивший всех, кто находился в его досягаемости внутри заведения, и, решив не возвращаться с пустыми руками, торжественно зашагал прочь вместе с невинным шеф-поваром.

Цены в Казвине примерно такие же, как и в Хамадане, но раздобыть припасы не составляло труда. Еда довольно неплохая, но не дотягивающая до уровня рациона рядового солдата, и наша норма — при самом простом режиме питания — обходилась в 30 кран, или чуть меньше 1 фунта в день. Офицеры получают денежное содержание на жилье и питание в размере 1 фунта стерлингов в день; но стоимость проживания никогда не укладывалась в эту сумму, а позднее еще сильнее превысила ее.

Цена на пшеницу держалась на ненормально высоком уровне голодного времени, хотя вскоре ожидался сбор нового урожая и большие запасы старого все еще оставались нераспроданными. Несомненно, что голод в какой-то степени поддерживался искусственным путем. Хотя из-за засушливого сезона 1917 года урожай в значительной мере оказался потерян и русские войска требовали много запасов, тем не менее, поскольку эта часть Персии настолько плодородна, что в обычное время года большинство долин способно производить в семь раз больше, чем потребности населения, любая возможность голода в этой стране могла быть устранена, если бы ввели систему контроля над пшеницей.

В Казвине мы гораздо больше общались с русскими, и я имел возможность часто совещаться с Бичераховым о планах на ближайшее будущее, связанных с урегулированием проблем с дженгелийцами, и на более отдаленное время — по поводу возможности нашего закрепления на Кавказе. Обсуждение последнего вопроса затруднялось отсутствием у меня власти и полномочий что-либо гарантировать, и Бичерахов часто раздраженно восклицал: «Как я могу договариваться с вами, когда у вас нет войск и вы не можете даже заверить меня, что получите их». Более того, после провала наших первоначальных планов я не получил каких-либо полномочий предпринимать что-либо в Бакинском направлении. Но, поскольку контроль над Каспием все еще оставался нашей целью, я был уверен, что власти в конечном счете убедятся, что господство над этим морем будет принадлежать тому, кто удерживает Баку, и что любые усилия по контролю над Каспием должны включать в себя обладание этим городом. Русские офицеры, прибывшие с последней партией, оказались бесценными переводчиками и заняли многие важные посты. Один из них был приписан к эскадрону 14-го Гусарского полка, другие выполняли скучные, но полезные обязанности на заставах, некоторые помогали в снабжении, а капитан Брей, русский офицер английского происхождения, был назначен адъютантом и оказался весьма полезен в моих частых беседах с посыльными из Баку.

Также здесь находилось много русских медсестер, оставленных отступающими войсками, и следовало что-то для них сделать. Многие из них имели медицинское образование, так что большую их часть отправили в Багдад для службы в военных госпиталях.

Здесь наш опыт визитов к персам оказался еще более занятным, чем в Хамадане, но таких же дружеских отношений у нас не сложилось. Деятельность Совлаева привела ко мне многих людей, впавших в отчаяние. Первым, кто попросил моей защиты, оказался начальник телефонной службы, который прибежал на следующий день после нашего приезда и, задыхаясь от волнения, излил мне свою печальную историю. «Я пришел просить вас защитить невинного человека от русских. Они объявили о своем намерении арестовать меня, и этот ужасный человек, Совлаев, в эту самую минуту рыщет по городу, разыскивая меня. Я не могу представить себе, в чем меня обвиняют, но что бы это ни было, я совершенно невиновен, как вам должно быть известно. Разве я похож на виновного человека?»

Должен признать, он действительно выглядел очень виноватым, но я мог только ответить: «Я совершенно новый человек в этом городе и ничего не знаю ни о ком из его жителей. Русские здесь уже несколько лет и должны знать все и обо всех. Поэтому я не берусь противопоставлять свой и их опыт и не могу вмешиваться в какие-либо аресты, которые они решают произвести. Раз вы совершенно уверены в своей невиновности, я не стану оказывать сопротивление вашему аресту. Вам лучше позволить Совлаеву сделать то, что он считает правильным, и положиться на доказательства вашей невиновности, дабы расставить все по своим местам».

В ответ на мой совет раис-и-телефон ^[19] печально улыбнулся и заявил, что не склонен рисковать, полагаясь на проницательность Совлаева. А поскольку я не мог предложить ему ни помощи, ни полезного совета, он попросил разрешения удалиться и вскоре умчался в своей маленькой повозке, запряженной парой лошадей.

Пять минут спустя по горячим следам своего врага примчался Совлаев, который очень рассердился на меня за то, что я не арестовал преступника. Пришлось объяснить, что у меня нет никакой информации относительно предъявленных ему обвинений, и я не могу согласиться с его идеей арестовывать людей только потому, что мне не нравится их внешний вид. С этим он и улетел, чтобы продолжить преследование, дабы намеченная жертва не ускользнула от него до наступления темноты. На рассвете следующего дня он снова явился ко мне с известием, что раис-и-телефон нашел убежище у губернатора и что он намерен ворваться в дворец губернатора, чтобы произвести арест. Я отговорил его от этого совершенно ненужного акта насилия, и мы решили, что я возьму на себя задачу дальнейшего преследования. Однако я не стал сразу форсировать этот вопрос, так как он, очевидно, не относился к разряду событий, которые должны были выиграть войну. Я просто попросил капитана (теперь майора) Сондерса выяснить, в чем дело, и ждал его доклада.