Консервативная революция в Германии 1918-1932 - Армин Молер Страница 35

«В то же время всё вне времени». Подрыв «линейного» времени для циклистов означает кардинальное изменение того, что нам известно как «история». Она не лишается своей сути, но выходит за рамки хронологической последовательности и постепенно меняются её возможности. Юнгер в его «Сицилийском письме к человеку на Луне» говорит об этом высоком предназначении: «Больше не увидим, что церкви и замки стали универсамами и фабриками тысячелетия, и то, что вчера едва проявлялось, сейчас уже можно назвать образцом — будет общая кристаллическая структура, в которой отражается каждый элемент».

Исходя из этой идеи, можно постигнуть странный феномен «повторного рождения», который является существенной отличительной чертой нашего времени. «Ренессанс» проходит сквозь века; едва ли есть необходимость приводить полный список, начиная от удивительного по своей форме «каролингского Возрождения». Всё это были «направленные» повторные рождения, которые весьма ограничены по своему воздействию, и прежде всего, сведены к внешним проявлениям в мире искусства и науки. Самой впечатляющей считается всеобщая «эпоха Возрождения», как она была показана историцизмом XIX века, с её костюмами и рецептами, заимствованными из всех эпох и у всех народов, но, тем не менее, таящими за собой человека.

Если аналогичные признаки будут присущи прочим Ренессансам, то мы полагаем, что по сравнению с повторными рождениями они будут всего лишь пародией. Однако с тех пор как тиски «линейного» исторического времени ослабили силу своего всепроникающего зажима, миры с трансформированной линейной системой мировосприятия стали возникать повсюду. В этих повторных рождениях есть нечто принудительное, в них чувствуется исходящая из потаенной глубины сила, чего нельзя сказать о более ранних Ренессансах. Это отражено в стихотворении Готфрида Бенна «Захоронения».

Забвение тяжко чреваты Зависнув на весу,

Раскаты сквозной кантаты В безлиственном лесу И теневые знаки:

Дырявое решето

Света — и смерть во мраке,

Ночь самого Ничто Вселенная сквозь зоны Держит незримый путь.

Хрипы, одышка, стоны —

Теплее закутай грудь!

Так промолчать всю чащу,

Не пропустив пустоты;

С нами в ночи смердящей Кем или кто Был Ты?

Пунической злости Приоритет, Жалкие кости —

Кто? Филоктет?

Веры гримаса,

Счастья озноб, ,

Смех пустопляса:

Всюду — потоп.

Захоронения.

Горе-теории Суть ослепление Горе-истории,

Тяжко чреватой Зависшим забвением И— под лопатой Склизким скрипением...

Святость иная Порфировых вод —

Там, где Даная К небу цветет,

Где мистагоги,

Где пенье менад,

Где древние боги Смерть мастерят.

Подобные стихотворные строки делают Бенна истинным представителем поэзии междуцарствия, так как в его творчестве старая система мира дробится на мелкие составляющие, и они начинают крутиться, лететь кувырком, желая достигнуть обновленного прошлого мира. «Пламя костра и стадо надо завоевать, но для него досада — бранная благодать. Ему подавай другие, победы, миры, моря, груди, млеком тугие и в пламени алтаря».

Готфрид Бенн совершенно не одинок. Например, в космогонической поэзии Теодора Дойблера всё погибшие миры торжествуют своё возвращение. Даже времена, считающиеся эпохой разложения и упадка, испытывают перерождение. Так было в странной мистике Альфреда Шулера, который, казалось, был способен проживать времена поздней Римской империи. И это не просто подлинные свидетели наступления новой эпохи, в которых вспыхивают искры повторного рождения. В одном из случайно выбранных стихотворений молодого лирика Гюнтера Айха ²¹, мы сталкиваемся с аналогичными мотивами:

Аврора, утренняя заря, ты еще жива, богиня!

Звук ивовой флейты льется из отверстий руин.

Если сердце загорается, то оживают слух и зрение, Рур и Вуппер несут свои воды в Эгейское море.

В твоих ушах звучит шум волн вечного Средиземного моря Ты сам — место, куда возвращаешься.

На грядках тыкв берут начало Рим и Аттика.

Привет тебе из-за предела,

Где когда-то возник мир!

Тот, кто понимает, что поэзия — это не просто игра слов, тот чувствует, что повторные рождения это явления несравненно более глубокие, нежели различные Ренессансы, что они хотят изменить не просто некие моменты художественной сферы, но изменить сам образ жизни, причем коренным образом.

Мы можем апробировать значение этих повторных рождений, в совершенно ином месте. Политическая ежедневная печать — это крайне чуткий индикатор; если уж явление доходит до этого уровня, то оно явно жизнеспособно. «Новая древность» под таким названием 23 декабря 1946 года вышла политическая передовица швейцарской «Тагесцайтунг» («Ежедневной газеты»). В ней мы можем прочитать: «Что есть революция: ре-волюция, прокручивание назад, повторное восстановление изначального состояния. Вначале было слово. Современная нам действительность учит нас обращать более пристальное внимание на изначальный смысл слова Революция. Европа, полтора столетия назад погрузившаяся в эпоху революций, откатилась по пути испытания, превзошла вековое наследие, но в итоге потратила время впустую. Подобным наследием является созданная на основе христианства европейская общность. Сегодня распятие утрачивает свое значение, дезинтегрируется из европейской общности с такой стремительностью, что этот процесс, происходит буквально, куда ни кинь взор. Старые боги, которых мы мыслили канувшими в вечность, вновь ищут свои попранные храмы. Западноевропейская надстройка — это общность романских, германских и славянских народов, которая, в конечном счете, возникла на христианском фундаменте. Но она тает, подобно снегу, оказавшемуся под лучами весеннего солнца. Новое сатурнианское пекло, возвещающее о рождении новой древности, топит и изводит западную идею, связывавшую между собою народы. Обнаженные и разрешенные выныривают черные скалы наций из недр неведомого моря, которое таило их на протяжении столетий. Кажется, что народы начинают вслушиваться в самих себя, тем самым произрастая назад».