Орден меченосцев против Руси. Первый германский поход на Восток - Елена Тянина Страница 35

За что же литовцы, ушедшие с радостью в поход против извечных врагов Полоцкого княжества, получают удар в спину от собственного сеньора? Причиной такого поворота могла быть только реакция из метрополии на мир с Ригой. Владимир Полоцкий, уже тогда был недоволен слишком тесными контактами своих подчиненных с появившимися в устье Двины немцами. И, хотя мирный договор, по сути, не содержал никакой угрозы проникновения немцев в Литву, не согласованная с Полоцком политическая инициатива была немедленно наказана. Великий князь полоцкий наверняка преследовал цель не просто покарать неразумных вассалов огнем и мечом, а сменить на столе «старейшего» князя, инициатора договора, как позже это случилось с Каупо. А это значит, что мы можем с большой долей уверенности сказать, что Даугерутис занял литовский стол в 1202 году. Выбор Владимира легко объясним. Родство Даугерутиса с князем Ерсики давало Владимиру гарантию, что он не пойдет по стопам Каупо на поклон к Рижскому епископу. И полоцкий князь не ошибся. Литовское княжество все годы его правления оставалось верным принесенной его прежними князьями «роте» Рогволожичам и непримиримым противником немецких рыцарей. Языческая Литва Даугерутиса остается с Полоцком, даже когда ему изменял православный Рогволожич Вячко, даже когда полоцкий князь, испытав одно политическое поражение за другим, искал временных перемирий, стремясь сохранить за собой хотя бы малую часть того, чем он владел в Прибалтике. Как же так случилось, что военная инициатива в регионе фактически оказалась в руках князя, не имевшего там никаких собственных интересов, а лишь выполнявшего союзнические обязательства по принципу «служба в обмен на добычу»?

Всеволод, князь Ерсики, из династии Рюриковичей, вассал полоцкого князя, затем вассал рижского епископа

В 1203 году Владимир Полоцкий начал открытую войну с немцами, в которую немедленно включились и его вассалы. Пока сам великий князь осаждал Гольм «король Герцикэ, подойдя к Риге с литовцами, угнал скот горожан». Генрих Латвийский отмечает, что главную ударную силу в войске князя Всеволода уже тогда составляют литовцы. Между Литвой и Ерсикой уже возник прочный военный союз, основанный на династическом браке – узах, что в средневековье были крепче любых договоров и клятв. Через год – новое нападение литовцев, на этот раз в союзе с ливами из Аскрадэ (верными Полоцку), завершившееся сражением у Древней Горы. Сам полоцкий князь уже не участвует в войне, основная ее тяжесть ложится на литовскую дружину. Битва у Древней Горы закончилась «ничьей»: войска разошлись, устав сражаться, однако, угнанный скот рижанам был возвращен. При этом литовцы не потерпели поражения, а значит, вернуть рижанам их имущество они могли лишь по какому-то соглашению. О том, каковы были условия этого соглашения можно судить по дальнейшим событиям.

Ранней весной 1205 года войско литовского князя совершает поход в Эстонию. Хроника Генриха, так описывает начало этого похода: «когда они шли вниз по Двине и проходили мимо города (Риги), один из них, человек богатый и могущественный, по имени Свельгатэ, свернул к городу вместе с товарищами. В числе других, кто с миром вышли из города ему навстречу, был горожанин по имени Мартин, который угостил его медвяным питьем». Почти не вызывает сомнения, что литовским войском командовал сам Даугерутис. Упомянутый не раз в Хронике Генриха Свельгатэ (Жвелгайтис) мог быть лишь одним из воевод, а не предводителем войска, иначе оно не ушло бы вперед без него, пока он общался с рижанами. Численность литовцев (около 2 тысяч конных), указывает на то, что перед нами вся великокняжеская рать Литвы, и никто, кроме самого «старейшего» князя возглавлять ее не мог. Таковы были законы эпохи. Но вернемся к самому походу. Обращает на себя внимание поведение сторон. Литовцы без боязни идут мимо Риги, а рижане выходят им навстречу «с миром». И это после двух лет войны! Ниже говорится, что у литовцев мир и с ливами из Турайды, в тот момент уже возглавляемыми не Каупо, а ставленником Владимира Полоцкого Ако. Но вряд ли рижане пошли на поводу у новых, не столь дружественных им, правителей ливов, они должны были иметь собственные договоренности, которые могли быть заключены лишь по итогам битвы у Древней Горы. Литовцы вернули рижанам скот в обмен на свободный проход войск через устье Двины в Эстонию. Потому князь спокойно ведет свою рать через Ливонию и отправляет, как и положено по традиции, посольство к воротам Риги для взаимного подтверждения отсутствия враждебных намерений.

Кровавая развязка наступила для литовского войска на обратном пути. Пока Даугерутис воевал в Эстонии, в ситуацию неожиданно вмешался союзник рижского епископа князь Виестурс, обвинивший рижан в нарушении обязательств. Он уговаривает их атаковать литовцев, даже предоставляет им заложников, демонстрируя готовность выставить войско для сражения. При этом автор хроники явно постарался обойти щекотливый момент нарушения рижанами мирных обещаний Даугерутису. Всячески подчеркивается, что они не хотели начинать конфликт, что всему виной увещевания Виестурса и поведение литовского воеводы Жвелгайтиса, якобы уговаривавшего соратников на обратном пути напасть на Ригу. Конечно же, в реальности не призывы земгальского князя, а несметная добыча, захваченная литовским войском в Эстонии, стала основным мотивом рыцарей, перечеркнувшим их слова о мирных намерениях. Воистину, мед, поданный Мартином Жвелгайтису у ворот Риги, оказался отравленным. На пути в Икшкиле, у поселения Роденпойс (в настоящее время Ропажи в Латвии) немецко-земгальское войско устроило литовцам засаду и напало на них.

Из описания видно, что никакого сражения фактически не было. Литовцы не ожидали нападения. Войско не только не заняло боевых позиций, но и вообще большинство воинов погибли, не успев сесть на коней и взяться за оружие. Для снятия со Жвелгайтиса и его соратников обвинения в подготовке нападения на Ригу достаточно одной детали: воевода Даугерутиса был убит сидя на санях, а не в седле. Ни на кого нападать он более не планировал. Поход был завершен, литовские воины шли, уже сложив тяжелые копья, сулицы, секиры и доспехи на сани вместе с захваченной добычей, как шли бы по собственной земле. Видимо они даже в последний момент, вопреки свидетельству хрониста, не почуяли засаду, иначе воевода не остался бы в санях ни секунды.

Сам литовский князь впоследствии вспоминал, что при Роденпойсе его войско «перебили как во сне». Радуясь так легко полученной добыче и тому, что удалось убить множество язычников (не пощадили и пленных эстов), рыцари еще не понимали, какого смертельного врага нажили себе в этот несчастливую для Литвы весну, когда пятьдесят литовских юных вдов покончили с собой от горя. Сражение при Роденпойсе фактически стало началом настоящего конфликта литовцев с немцами, в котором Даугерутис выступает уже от собственного имени, а не только как вассал Владимира Полоцкого. Отныне к служению сеньору у него добавлялся и личный мотив – месть.

В 1207 году ситуация в Ливонии изменилась не в пользу Полоцка. Один за другим он теряет свои рубежи. Сначала Ливония, затем Кокнесе. И союз Даугерутиса и Всеволода Ерсикского выходит для Владимира на первый план. Литовские дружины стали основной ударной силой, а Ерсикское княжество – плацдармом для нападений. После неудачи в Турайде Владимир действует привычным способом: на вышедший из-под его власти край он «навел» литовскую рать.