Загадка песков - Эрскин Чайлдерс Страница 35

– Давай разыщем мой канал, – проревел Дэвис. – Это там. Держи так, чтобы маяк Нойверка светил нам в спину.

Мы отправились в продолжительную прогулку прямо навстречу ветру и шуму бурунов, разбивающихся о дальнюю сторону песков. «Лишь галька мира шелестит вдали», – вертелась у меня в голове строчка из Мэтью Арнольда ^[56]. «Семь миль от берега, – думалось мне. – Ютимся, как морские птицы, на призрачном островке из песка, подмываемом отливами и разбиваемом волнами, в полночь, в надвигающийся шторм, отрезанные даже от своего сомнительного убежища». Если не сейчас, то когда же побороть свою слабость? Веселье сумасшедшего заструилось по моим жилам, покуда я пил свежий ветер и пробивался вперед. Так продолжалось минуту или две, потом Дэвис ухватил меня за руку.

– Смотри, вот мой канал!

Местность пошла под уклон, перед нами серебрилась бурная река. Повернув к северу, мы пошли по ее течению, спотыкаясь о грязевые впадины, поскальзываясь на водорослях, полуослепшие от соленых брызг и оглохшие от грохота прибоя. Река, готовясь к встрече с морем, становилась шире, бурливее, белее и терялась во мгле. Мы приняли вправо и захлюпали по пене. Повернувшись спиной к ветру, я протер глаза и увидел, что дорогу нам преграждает толчея бурунов.

– Примерно вот там, – прокричал мне на ухо Дэвис, указывая в сторону моря. – Меня ударило первый раз… Когда норд-вест – хуже… Это – пустяки. Берем правее… Назад.

Мы помчались, подгоняемые ветром, огибая линию прибоя. Я полностью утратил представление о времени и направлении. Дорогу нам снова преградило море, превратившееся в реку, стоило нам пройти немного по берегу. Снова мы повернулись лицом к опьяняющему ветру. Потом слева появился мерцающий огонек, и мы скорректировали курс. Вскоре я наткнулся ногой на что-то твердое – это был планшир ялика. Так мы завершили обход нашего призрачного владения, этого острова из снов. Точнее, кошмаров, как я о нем вспоминаю.

– Тебе тоже придется грести, – сказал мой друг. – Дует очень сильно. Держи нос к волне. Ну, ты все знаешь!

Мы отплыли. Мое весло временами погружалось по самый валек, временами сбивало пену на гребешке волны. Дэвис, расположившийся ближе к носу, размеренно выкрикивал: «Навались! Ровнее!» Я слышал, как порывы ветра треплют полы его непромокаемого плаща. И тут над валами показался бледный желтый огонек.

– Одерживай! Подходим!

Бушприт «Дульчибеллы», раздувшийся в преломлении света до гигантских размеров, пронзил тьму надо мной.

– Табань, два хороших гребка! Суши весла! Прыгай!

Намертво вцепившись в норовящий выскользнуть корпус, я кучей сполз на палубу. Дэвис последовал за мной, держа в руке фалинь, а ялик исчез за кормой.

– «Дульчи» теперь держится прекрасно, – сообщил Дэвис, крепя фалинь. – Отливное течение ослабело, вода почти на низшей отметке.

Мне подумалось, что качка меня теперь мало волнует. Я излечился от страха.

И очень вовремя, потому как выползать из койки, чтобы облачаться в намокший прорезиненный плащ, могло стать для меня не лучшим началом дня. Было около восьми утра. Яхту сильно качало, и я на карачках вполз в каюту, где Дэвис накрыл завтрак прямо на полу.

– Я дал тебе поспать, – сказал он. – Делать все равно нечего, пока вода не спадет. Да и нет смысла поднимать якорь в такой шторм. Вылези, посмотри. Уже светает.

Мы выползли на палубу и ухватились за кнехт, чтобы не унесло.

– Ветер зашел на норд-вест. Настоящий шторм, море – хуже не бывает, почти полный прилив. Ты такого никогда не встретишь.

Я был готов к тому, что увижу: штормящее море на лиги вокруг, хаос бурунов, разбивающихся там, где недавно был наш призрачный остров. Поэтому воспринял происходящее спокойно, даже со своего рода восхищением. «Дульчибелла» встречала бурю с присущим ей упорством, нацелив вперед бушприт и рассекая штевнем зеленые валы. Волна уверенности и привязанности к нашему суденышку захлестнула вашего покорного слугу. Громадный якорь и толстенная цепь «Дульчи» всегда возмущали меня, теперь же я оценил их надежность, а лакированные борта, надраенные палубы, белоснежные паруса прогулочных яхт показались фатоватыми излишествами из ненавистного прошлого.

– Чем займемся сегодня? – спросил я.

– Будем отстаиваться и держаться начеку. Здесь, как видишь, даже вопреки преграде из песков довольно бурно. Но занятий нам хватит.

Перекусив в ужасной, неуютной обстановке, мы курили и болтали до тех пор, пока рев прибоя не пошел на убыль. Едва пески выступили на поверхность, мы, поставив только бизань и стаксели, тронулись в путь, и я получил урок снятия с отказывающегося покидать грунт якоря. Развернувшись, мы пошли по ветру, на восток, через места, по которым плыли накануне вечером. Целый архипелаг новых островов медленно проступал из-под слабеющих волн. Мы аккуратно огибали и обходили эти берега, делая промеры и наблюдения, при необходимости ложась в дрейф и пуская в ход ялик. До меня стали доходить опасности подобной навигации. Там, куда проникал морской прибой или где ветер дул без помех в длинном глубоком канале, надо быть особенно осторожным и иметь хороший запас для маневра.

– В таких местах садиться на мель строго не рекомендуется, – говаривал Дэвис.

В итоге мы снова форсировали отмель Штайль, но через другой проход и после тяжелого дня бросили якорь в зазубрине у восточного края банки, укрывшись от волн, катившихся по бурливому эстуарию Эльбы. Ночь выдалась ясная, и, когда начался отлив, мы оказались в совершенном спокойствии, и только легкая рябь от свежего ветерка легонько лизала нам борта.