Реформатор после реформ. С. Ю. Витте и российское общество. 1906-1915 годы - Элла Сагинадзе Страница 35

В рассказе Аркадия Аверченко «Фокус великого кино», написанном в конце Гражданской войны, русская история предстает как лента кинохроники, которая отматывается назад. Перед глазами читателей проходят кадры двух российских революций, сначала Октябрьской, затем Февральской, сражения Великой войны, мертвецы встают и оживают, большевики исчезают… Финальным кадром киноленты оказывается 17 октября 1905 года. Герой рассказа берет извозчика, едет в ресторан, заказывает себе шампанского и, преисполненный счастья и самых восторженных чувств, отмечает манифест. Осознание Аверченко судьбоносного значения манифеста под впечатлением последующих трагических событий было, очевидно, особенно острым.

Манифест являлся точкой отсчета не только для известного писателя. С самого момента опубликования документа многие в российском обществе считали 17 октября 1905 года значимой датой. Более того: для тех политических сил, которые стремились следовать курсом реформ, обращение к этой дате было тактическим приемом для лоббирования своих политических интересов. Дискуссии велись по преимуществу о том, насколько осуществились заложенные в манифесте принципы. Опальный Витте, имевший непосредственное отношение к его появлению, не упускал возможности присоединиться к публичным прениям по этому вопросу.

В сентябре 1911 года он вступил в газетную полемику с членом Государственной думы, лидером партии «Союз 17 октября» А.И. Гучковым. Поводом к тому послужило выступление Гучкова на закрытом заседании ЦК партии октябристов с речью о только что трагически погибшем председателе правительства П.А. Столыпине. Полемика привлекла внимание общества, она активно комментировалась разными органами печати. Наибольший резонанс вызвала фраза бывшего премьер-министра Витте, в пылу дискуссии заявившего, что Столыпин и его верные приверженцы – октябристы превратили созданный им Манифест 17 октября 1905 года в «труп», т. е. отступили от его принципов и существенно урезали провозглашавшиеся в нем свободы в угоду своим политическим интересам. Вскоре к газетной перепалке присоединились и другие участники. Наиболее важные статьи, составившие эту полемику, вышли в том же году в Москве отдельным изданием, с предисловием известного журналиста М.А. Сукенникова ^[393].

Граф Витте опубликовал свою с Гучковым газетную полемику в мемуарах ^[394]. Хотя эта дискуссия частично была предметом изучения, общественная реакция на нее до сих пор не привлекала внимания исследователей ^[395].

Отношение графа к своему преемнику на посту председателя правительства было неприязненным. Близкий к Витте журналист, сотрудник «Русского слова» А.В. Руманов вспоминал: «Столыпина он ненавидел. Для него П.А. Столыпин был воплощением бюрократической самоуверенности, без дара предвидения и с неуважением к интеллигентным силам. ‹…› Столыпин для него олицетворял целую породу [которую граф называл собирательным местоимением “они”. – Э.С.]. ‹…› Уже после убийства Столыпина Витте продолжал полемизировать с ним, презрительно утверждая, что “они” губят Россию» ^[396]. По мнению многих, такая неприязнь была вызвана завистью отставного сановника к своему более удачливому преемнику. Витте, получив отставку в апреле 1906 года, не терял надежды вновь получить высокое назначение.

Отставной министр принимал активное участие в борьбе против режима Столыпина в 1909–1910 годах, когда крайние правые Государственного совета, недовольные «слишком либеральной» политикой действующего премьера, предприняли несколько заметных кампаний против него ^[397]. С этой группой блокировался и Витте, на которого участники интриги делали ставку – он играл в их общей комбинации роль политического «тяжеловеса». Вместе с тем выдвигавшие отставного реформатора люди относились к нему скорее с недоверием и даже враждебно: «Говорят, что за графом Витте снова стоит целая партия. Все это люди, в общем не только не симпатизирующие графу, но ненавидящие его за приписываемую ему “слабость” в 1905 г., имевшую своим последствием акт 17 октября. ‹…› К ним присоединились Дурново и почти вся правая [группа] Государственного Совета» ^[398]. Желание «свалить Столыпина» было в названных кругах настолько сильным, что масштаб личности графа в данной ситуации, по-видимому, заслонял собой другие его характеристики. Осуществить задуманное не удалось, причем, по оценке передающего эти сведения сотрудника полиции, в немалой степени из-за дурной репутации Витте. Суть проблемы чиновник ДП определил одной фразой, которая представляется очень показательной: «Говорят, что у враждебной премьеру партии нет флага. Витте же далеко не знамя» ^[399]. Передающий те же сведения другой сотрудник ДП не сомневался, что Витте преследовал в интриге свою (всем известную) цель и «затеял весь этот план, опираясь на партию, желающую падения нынешнего кабинета, только затем, чтобы самому получить власть» ^[400].