Коллонтай. Валькирия и блудница революции - Борис Соколов Страница 35

Тебя мне никто не может заменит. Я верен всегда только тебе

Ответа опять не последовало. Но тут случился внезапный вызов Дыбенко в Москву и он по пути заехал в Киев. И они с Шурой помирились. Павел отвез ее к своим родителям в деревню под Новозыбков. Для этой цели Раковский выделил супругам спецвагон. Двухдневное пребывание в деревне Александра так отразила в дневнике: "Хатка середняка. Много икон. Расшитые полотенца, огромная печь, выбеленные стены, на полу холщовые ручные дорожки. <…> У Павла чудесная мать. В ней что-то эпическое. Темно-золотые волосы, глаза умные, внимательные. Гордая, степенная женщина. Совершенно неграмотная. Один ее сын погиб на фронте. Старик хозяйственный, у него своя рожь, своя гречиха, две коровы, одна лошадь. Вряд ли он в душе за советскую власть. Рядом земля мужа дочери. <…> Мать месит тесто, готовит борщ, рассказывает о детстве Павла, о желании Павла учиться, да не было денег, и он втихомолку бегал учиться у поповны, за это пас гусей попа…

А мы с Павлом словно снова нашли друг друга. Стоим у плетня, смотрим на гоголевский пейзаж окрест и ждем минуты, когда снова окажемся только вдвоем".

На Киев наступали Вооруженные силы Юга России и армия Украинской народной республики. Оставался лишь один путь отступления — на север по Днепру. Перед погрузкой на пароход "Большевик" Коллонтай снабдили фальшивым паспортом и одели в одежду сестры милосердия. Она записала в дневнике: "Не горюй, — утешает меня товарищ из Наркомпроса. — Мы еще вернемся, искупаемся в Днепре и еще шире развернем сеть детских учреждений".

В Гомеле ее встретила добравшаяся туда раньше Вера Юренева. Она оставила воспоминания об их совместном путешествии поездом до Москвы: "Агитационный поезд носил имя Коллонтай. Мы ехали до Москвы неделю: многие мосты были взорваны. Чуть поезд подходит к станции, откидывают стенку вагона, и он превращается в площадку. Играет оркестр. У поезда собираются люди. Коллонтай произносит речь. Вечером на остановке показывают кино — многие впервые видят это "движущееся чудо". В купе Коллонтай похожа на английскую девочку. Бирюзовые глаза двигаются быстро-быстро под крутыми черными бровями".

A.M. Коллонтай с П.Е. Дыбенко с его родственниками

Коллонтай поселили во 2-м Доме Советов (ныне гостиница "Метрополь"), потом перевели в уже знакомый ей 1-й Дом Советов. Меню там было спартанское — суп из селедочных голов и каша с постным маслом. К счастью, Дыбенко, сражавшийся теперь под Тулой, исправно снабжал Коллонтай маслом, колбасой и иным дефицитным продовольствием. До этого он месяц проучился в военной академии в Москве, но затем его бросили во главу 37-й стрелковой дивизии.

25 сентября 1919 года в здании Московского комитета партии в Леонтьевском переулке, дом 18 (теперь здесь посольство Украины), шло совещание. Доклад делал Бухарин. Ждали Ленина, но он не приехал. Около девяти вечера в окно бросили бомбу. Погибли 12 человек, в том числе секретарь столичного горкома Владимир Михайлович Загорский.

"Пережили большую встряску со взрывом в Леонтьевском переулке, — вспоминала Александра Михайловна. — Совершенная случайность, что я избежала гибели. Мы с Инессой (Арманд. — Б.С.) за полчаса до бомбы ушли из зала: спешили в ЦК, где нас ждала Надежда Константиновна, сидели близ дверей, где взорвалась бомба…

Павел как раз в эти дни находился в Москве. Вбегает ко мне ночью Павел, лица на нем нет, расстроенный, взволнованный. Оказывается, узнал о взрыве, рыскал по всему городу, отыскивал "мой труп" по больницам и моргам. Кто-то сказал, что видел, как будто меня "вынесли"!

— Что ты со мной сделал, голубь мой беспокойный! Чуть ума не решился, — а сам не выпускает из объятий. Владимир Ильич тоже очень беспокоился: где Инесса? Звонил в отдел".

Взрыв в Леонтьевском устроили "анархисты подполья", связанные с Махно. В дальнейшем почти все они были уничтожены чекистами.

Но внезапно Дыбенко перебросили в Сибирь. Он писал с дороги: "Скоро ли я увижу обойму прильну к тебе мой Голуб? Мне скучно, одиноко без тебя, моего родного Голубя, без моего мальчугашки. <…> Я так надеялся, что мы будем вдвоем согреват друг друга. Но тоска щемит мое сердце. Голубя моего не удастся схватит за крылышки и поднят его высоко, высоко и прижат его к своей раскаленной груди. Шурочка, мне скучно и тяжело. Хочу верит что Голуб скоро прилетит и я не буду одинок в Сибири. <…> В Реввоенсовете на меня такую грязь лили, но Ильич был весьма внимателен. <…> И ты буд тоже <…>".

Коллонтай заступалась за Марию Спиридонову — легендарного вождя левых эсеров. Ходила к Дзержинскому и Каменеву. Записала в дневнике: "На днях ездила хлопотать о Марии Спиридоновой. Была у Дзержинского, Якова Михайловича (Свердлова) и Каменева. Каменев признал, что ее держали в ужасных условиях (в караульном помещении, в холоде. Уборная общая с солдатами). Дзержинский сказал, что ее перевели в Кремль. В больницу… Победа!… Да все ли сознательные враги? Ведь еще много, что можно "отсеять" и включить в наш же, большевистский улов!.. И об зсеровках, которых арестовали, а их дети — малыши — одни остались в квартире. И все боятся к ним пойти — думают, засада…"

По дороге в Царицын Дыбенко заскочил в Москву. Они с Коллонтай получили новую квартиру в три комнаты. В одной жили Шура и Павел, в другой Миша, работавший на строительстве электростанции в подмосковной Шатуре, в третьей Мария Ипатьевна, ставшая секретаршей Коллонтай.

В сентябре 1919 года ЦК образовал по всей стране женотделы — подразделения партийных комитетов по работе среди работниц и крестьянок (вместо комиссий но пропаганде и агитации среди женщин). Коллонтай была инициатором создания и заведующей с 1920 года женотделом ЦК РКП(б) (до этого она работала заместителем Инессы Арманд). Целью этого учреждения была борьба за уравнение в правах женщин и мужчин, борьба с неграмотностью среди женского населения, информирование о новых условиях труда и организации семьи. Женотдел просуществовал до 1930 года. Одновременно с руководством женотдела Коллонтай читала лекции в Свердловском университете и работала в секциях Коминтерна, где была заместителем руководителя женской секции. Чуть ли не ежедневно Александра Михайловна читала лекции о вреде проституции. Рассказывала о свободной любви, не стесненной ни узами брака, ни оковами постылой буржуазной морали.

"У Ленина глаза были карие, в них всегда скользила мысль, — вспоминала Александра Михайловна. — Часто играл лукавонасмешливый огонек. Казалось, что он читает твою мысль, что от него ничего не скроешь. Но "ласковыми" глаза Ленина я не видела, даже когда он смеялся".

Чувствуется, что у не не было безоглядного восторга перед вождем, как у многих других коммунистов.

Осенью 1919 года в Петрограде, к которому подходила белая Северо-Западная армия генерала Н.Н. Юденича, в качестве заложника был арестова Саткевич. Это известие убило Александру. "Хожу с камнем на сердце, ни о чем другом не в состоянии думать", — призналась она и дневнике. Она обратилась к Ленину, и тот пошел ей навстречу, приказав освободить генерала.