Дневник Верховского - Юрий Сафронов Страница 35

Такое повышенное внимание этих видных оппозиционных политиков и, в особенности, Троцкого к Балканским делам, оставляет немало вопросов. Один из таких вопросов относится к разведдеятельности, осуществляемой в интересах Австро-Венгрии этими неизвестными белградскими «друзьями» Троцкого. Верховский в «Сербском дневнике» тоже писал о таких австро-венгерских агентах, и даже сообщал об их этнической принадлежности ^[176] (Л. Н. Гумилев ввел в научный оборот более корректное, чем Верховский, название – «блуждающий суперэтнос»). В другом месте Верховский писал, что в Сербию в качестве агентов посылали и «славян на австрийской службе», которые подчас сообщали своему руководству ложную информацию, боясь обвинения «в пристрастии с сородичам» (С. дн. 31.01).

Надо полагать, что В. О. Ключевский ошибался, когда писал: «Русский ум ярче всего сказывается в глупостях» ^[177]. Оказалось, что таким качеством в еще большей степени обладали и другие этносы, и подтверждением тому могут служить откровения одного из младобоснийцев, «покаявшегося» перед Троцким в преступлении, вызвавшем мировую войну. Эти откровения «Босняка-волонтера» (снова босняк) в изложении Троцкого не оставляют сомнения в том, кто же конкретно виноват в случившемся. После взятия австрийцами Белграда Троцкий посетил во французском госпитале находящегося на излечении после ранения молодого серба-добровольца, названного Троцким для конспирации «босняком – революционером» и «австро-венгерским дезертиром». Раненый серб, сильно страдая, говорил о гибели Сербии и «всего молодого поколения боснийской интеллигенции». Троцкий узнал тогда от своего собеседника много интересных, но еще не подлежащих в то время опубликованию подробностей о всей той группе боснийской молодежи, которая прошла перед общественностью в процессе над убийцами австрийского престолонаследника…

«Босняк» поведал Троцкому, насколько трудно им приходилось осуществлять свою революционно-освободительную деятельность в Боснии «по освобождению народа» в условиях постоянного преследования со стороны австро-венгерских властей. Успехи Сербии в Балканских войнах удесятерили подозрительность габсбургских властей. Начались преследования, закрытия легальных обществ, конфискация газет. Несмотря на это, из Белграда «властно требовали действий», и результатом таких требований «явилось сараевское покушение и истребление всего молодого поколения боснийской интеллигенции»…

Беседа с Троцким заканчивалась полным отчаянием, прорвавшимся у «босняка»: «Я хотел учить боснийских крестьян грамоте и объединять их в кооперативы, а меня вот прострелила немецкая пуля под Суассоном, и я погибаю за дело, которое я считаю чужим делом. И Сербия погибнет: Австрия поглотит ее… А как невыносимо мне думать, что мы вызвали эту мировую войну! Вы говорите, что она имеет более глубокие причины? Конечно, не спорю, но толчок событиям все-таки дало Сараевское убийство» ^[178].

Троцкий, после своего триумфального прихода к вершинам власти, забыл про свои прежние публикации и быстро нашел «истинных» виновных в развязывании Первой мировой войны. В 1919 году он, без малейшего сомнения в своей правоте, писал, что это были «агенты Романовых» на Балканах. Фамилии «агентов», правда, он не назвал. Из того обстоятельства, что данное заявление Троцкого нелепо, вовсе не следует, что оно бессильно. У такой версии появилось немало последователей. Претензия же Троцкого на истину в последней инстанции немалая, если учесть, что он действительно знал много, даже слишком много для журналиста. Он писал о «черноруковцах» с большим знанием дела: «Организация, носившая романтическое название «Црна рука» («Черная рука»), была построена на строго-заговорщических карбонарских началах. Новопоступающего проводили через таинственные обрядности, прикладывали нож к его открытой груди, брали с него клятву молчания и верности, под страхом смерти и пр.». Троцкий, как ему казалось, «разоблачил» ту самую «закулису», которая была подлинным организатором и вдохновителем террора. «Нити этой организации, – писал Троцкий, – имевшей свои разветвления во всех юго-славянских провинциях Габсбургской монархии и наполнявшейся самоотверженными представителями учащейся молодежи, сходились в Белграде, в руках офицеров и политиков, одинаково близких к сербскому правительству и к русскому посольству. Агенты Романовых на Балканах никогда не останавливались, как известно, перед употреблением динамита» ^[179].

В свою очередь, Н. П. Полетика не считал доказанным, что царское правительство безусловно знало о подготовке белградскими властями покушения на эрцгерцога. Он писал: «У нас нет никаких документальных данных, которые позволили бы ответить на этот вопрос» ^[180].

* * *

11 сентября 1916 года сербские компетентные органы предотвратили «покушение» на королевича Александра, которое, очевидно, было инсценировано. В декабре начались аресты, было схвачено 124 офицера. 28 декабря был арестован Димитриевич, который служил в то время помощником начальника штаба 3-й армии на Салоникском фронте, где сербы удерживали позиции вместе с греческими, французскими и русскими войсками. В Салониках с 28 мая по 5 июня 1917 года прошел процесс по делу 20 членов «Черной руки», которая была распущена, уступив место «Белой руке».

Автор книги «Сараевское убийство» Н. П. Полетика в 1930 году еще не мог предвидеть, что только через два десятка лет широкая общественность будет иметь возможность ознакомиться с подлинным текстом признаний Димитриевича и потому, основываясь на известных только ему источниках (впоследствии оказавшихся в большой степени фальшивками), считал, что в рапорте заключается полный отчет об организации Сараевского покушения: «В своем завещании, вернее, предсмертном письме к сербскому народу, написанном в ночь накануне расстрела, Димитриевич писал, что хотя он и осужден трибуналом, и хотя корона отказала ему в помиловании, он умирал невинно в убеждении, что его смерть нужна Сербии из высших соображений. Декларации Димитриевича и его друзей официально считаются апокрифом. Они нигде не опубликованы» ^[181].

Испрашивая помилования, Димитриевич опротестовал все необоснованные обвинения военного трибунала в государственной измене. По одной из версий, в тюрьму к арестованному Димитриевичу приходил начальник личной гвардии Петар Живкович и от имени короля пообещал ему помилование, если тот напишет, что Сараевское убийство организовала «Черная рука». Апис написал рапорт, что главные участники покушения на эрцгерцога Фердинанда находились на его, Аписа, службе и имели небольшой гонорар, который он посылал им.