Как организовали "внезапное" нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия - Борис Шапталов Страница 35

3

Несмотря на свой природный вождизм, Троцкий не обладал необходимым набором качеств руководителя государства. Прежде всего, он не умел бороться за власть. Перед революцией Троцкий проиграл борьбу Ленину и Плеханову за лидерство в партии, а затем после смерти Ленина – его преемникам. Причина тому проста: Троцкий не умел привлекать к себе людей и заставлять их «самоотверженно» работать на себя. Это не значит, что он не разбирался в людях. Как показала его работа по созданию Красной армии, Троцкий прекрасно разбирался в их деловых качествах, но выдвигал их только во имя дела, а не для того, чтобы составить из «своих людей» опору в борьбе за власть, а затем использовать их как таран. В этом таланте он вчистую проигрывал Сталину, который умел подбирать преданных себе персонажей. Стремительная карьера Хрущева или Ежова тому пример. Ну а то, что Сталин затем предал Ежова, после того как тот выполнил грязную работу, а Хрущев – Сталина, так это правила аппаратной игры: «ты нужен, пока нужен».

Но Троцкий умел другое – генерировать идеи. А это умение редкое. Научиться складно говорить и писать могут почти все желающие, даром оригинального мышления обладают немногие, а вырабатывать продуктивные идеи (не путать с завиральными) способны лишь единицы. Но идеи в сфере политики надо еще реализовывать, а для этого необходима не только власть, но и способность достигать целей, несмотря на многочисленные препятствия.

Сталин мыслил прекрасно, но не умел вырабатывать идеи. При этом он сумел сконцентрировать в своих руках почти неограниченную власть и обладал могучей волей, в том числе подчиняющей других людей. Исходя из своих сильных и слабых сторон, ему требовалось взять чужие идеи, осмыслить их, «переварить», а затем претворить в жизнь. Первым в ряду тех, у кого он брал целевые идеи, был Ленин. На этот кладезь Сталин указывал открыто, а заодно провозгласил ленинизм официальной идеологией, а себя – учеником Ленина. Зато остальные источники использовались Сталиным скрытно. Таковых было несколько, и размер заимствований тоже был разным, в зависимости от сферы приложения. Идеи Макиавелли – в сфере борьбы за власть, идеи Бухарина и Радека – в сфере государственной демагогии. Конституция 1936 года, в написании которой они сыграли ведущую роль, с ее обширным, почти не применяемым в СССР набором свобод (свобода слова, собраний, организаций, выборов и пр.) – тому доказательство. И был еще один, особо замаскированный кладезь – это троцкизм.

Почему именно троцкизм? Потому что Ленин не успел разработать конкретные пути строительства нового общества. Общие рекомендации не годились, а конкретные, что предлагались Лениным в последних статьях – «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше», «О кооперации», – были мелкотравчатыми, вроде рекомендации увеличить численность ЦК до 50—100 человек и дать более широкие права так называемой «рабоче-крестьянской инспекции». Предложение опереться на кооперацию не решало проблему накопления капиталов для индустриализации, а значит, и проблему выживания большевиков во враждебном мире. А у Троцкого и его сторонников были не только идеи, но конкретные разработки, которые можно было претворить в жизнь. Правда, сначала Сталин решил воспользоваться другим «кладезем» – идеями Бухарина. Его теория «классового мира» в деревне, использования рынка для поднятия экономики сулила плавный, эволюционный путь развития СССР без социальных потрясений. Недаром потом модели «рыночного социализма» внедрялись в Югославии при Тито, в Венгрии при Кадаре, в Китае при Дэн Сяопине. Пытались сделать это и при Горбачеве… Но эта модель могла работать лишь при одном условии – благоприятном отношении мирового рынка к проводимой внутренней политике. Югославию и Китай на этом пути «мировой рынок» (точнее, те силы, что его контролировали) поощрял, а как получится у социалистической России – вопрос! (У Горбачева ровным счетом ничего не вышло, в том числе потому, что «мировой рынок» обрушил цены на нефть.)

Сталин быстро понял плюсы и минусы такого курса. И по зрелом размышлении в 1928 году решительно отвернулся от группы рыночников (Бухарин, Рыков, Томский, покойный Дзержинский) в сторону предложений «левой оппозиции».

Помимо экономических проблем в обоих вариантах важную роль играла политическая сердцевина – вопрос о характере власти. «Бухаринская» модель не могла не быть хотя бы полудемократической, раз признавала права кулаков и нэпманов в деле развития экономики страны, а «троцкистская» сулила совершенно иные перспективы. Основу ее экономической модели составляла мобилизационная экономика – концентрация ресурсов в руках государства. Но концентрация капиталов и рабочей силы предполагает и концентрацию власти. Таковым центром может стать коллективный орган, вроде Центрального комитета партии, а может и один человек – диктатор, или, по принятой терминологии в ВКП(б), вождь. Правда, сам Троцкий, прекрасно понимая наличие такого варианта, настаивал на укоренении демократии в партии (реальная выборность руководителей партийных организаций, их подочетность партийным массам, право меньшинства на дискуссии), как гарантии того, что диктатура партии не приведет к диктатуре бюрократии, а она – к «термидору», то есть к буржуазному перерождению власти. О том, что центральный партаппарат может переродиться в нечто напоминающее фашистский орден, он тогда не предвидел, а когда понял – поезд ушел. Удар ледорубом по его голове был свидетельством того, что перерождение руководства пошло не по буржуазному пути. Правда, пока. А потом объективный ход вещей вновь вернул партийный аппарат на дорожку, которую предвидел Троцкий.

Отметим отдельно: после смерти Сталина началось не просто развенчивание культа личности. Сразу же, с марта 1953 года, началось избавление от элементов властвования, которые можно с полным основанием назвать «полуфашистскими».

Поясним: фашизм не равен нацизму. Фашизм в переводе с латинского – пучок прутьев, которые без перевязи рассыпаются. В старой армии фашинами называли связки толстых прутьев, из которых делали ограждения, защищающие солдат от стрел и ружейного огня. Фашизм олицетворял защиту государства от внешних и внутренних врагов. В Древнем Риме в фашину втыкали топор, как символ не только единства народа, но и права применять силу от его имени.

Сталин создал «монолитное» государство, крепко связанное бюрократической системой управления, идеологической нетерпимостью к любому отклонению от установленной диктатором «нормы», с милитаризованной экономикой и сверхмощным репрессивным аппаратом, готовым выполнить любое указание «партии». А во главе системы стоял Вождь с непререкаемым, практически божественным авторитетом. Такая система сильно «что-то» напоминала. Сталинская империя стала слишком имперской, переходящей грань идеологического отличия от фашизма. И верхи это поняли, и даже такие сталинисты, как Молотов и Каганович, не посмели перечить процессу либерализации системы. В результате СССР к 1957 году избавился от налета фашизации. Именно в этом состояла политическая суть десталинизации.

4

Как именно Сталин строил свою систему вождистской власти? Сначала дадим слово исследователям, которые шли по горячим следам и видели процесс воочию.

В 1931 году в Берлине вышла книга бывшего советского дипломата С. Дмитриевского «Сталин: Предтеча национальной революции». Книгу переиздали в наше время сталинисты в серии «Сталиниана». Раз переиздали, значит, с выводами автора в целом солидарны. А выводы наблюдателя за складывавшейся в СССР системой (написанные, правда, корявым стилем) были следующими: «Наверх подымаются все в большем количестве люди народа. Они несут с собой большой – у одних еще не осознанный, у других уже осознанный – национализм. Национализмом является окончательно победившая там идея «социализма в одной стране»… Люди полностью еще себя там не осознали – и многие не в состоянии пойти до конца на путь чистого великодержавного русского национализма. Но то, что мы сейчас имеем там, есть не только полная материальная подготовка здания будущей национальной империи. Там идет и подготовка ее идеологии. Там идет и подготовка ее людей» [91].